КАЗАЛОСЬ, НИЧТО не предвещало того, что здоровье Свамиджи пошатнется, а если какие-то признаки и были, то никто не обращал на них особого внимания. Оставив своих сан-францисских учеников и вернувшись к преданным в Нью-Йорк, Свамиджи ни слова не сказал о том, что ему нужно немного отдохнуть. После пяти с половиной часов полета он только посетовал на то, что ему заложило уши, но выглядел вполне здоровым. Он ни минуты не отдохнул и сразу после радостной встречи в аэропорту провел трехчасовую программу с лекцией и киртаном в храме на Второй авеню. Своим нью-йоркским ученикам он казался удивительно красивым и лучезарным. Его присутствие, его взгляды и слова — все это укрепляло в них сознание Кришны. Его преклонный возраст — а ему было уже за семьдесят — был для них лишь одним из его трансцендентных качеств. Свамиджи был их силой, и им никогда не приходило в голову подумать о его силе.

В храме, сидя на новом возвышении, за обитой бархатом подставкой для книг, Свамиджи сказал:
— Пока меня не было, здесь стало лучше.

На свежевыкрашенных белых стенах висели новые картины. В остальном это был все тот же маленький магазинчик, где было основано Международное общество сознания Кришны.

Он писал им, что хочет, вернувшись в Нью-Йорк, приехать в новое здание, но у них ничего не получилось. Мало того, по своей глупости они потеряли 6,000 долларов. Но он не стал напоминать им об этом, а сделал куда более важное наблюдение: преданные, несмотря на то, что гуру не было рядом с ними, духовно выросли, просто следуя его наставлениям.

Свамиджи радостно смотрел на свежевыкрашенные стены и сияющие лица учеников. Он объяснил, что человек прогрессирует в сознании Кришны, смиренно следуя по стопам духовного учителя. Свамиджи проиллюстрировал это следующим примером. Ученик механика может и не быть специалистом, но, завинчивая шуруп под личным наблюдением мастера, он действует, как специалист. Услышав это, многие преданные с облегчением вздохнули. Они знали, что отказаться от материальных желаний не так просто и что мгновенно стать совершенными, чистыми преданными они не смогут. Брахмананда даже написал стихотворение, в котором признавался, что если после многих жизней сможет внимательно повторить хотя бы один круг мантры Харе Кришна, то будет считать это величайшим успехом. Но Свамиджи объяснил, что, служа Кришне под руководством чистого преданного, они будут действовать, как чистые преданные, даже если ничего не понимают в любви к Кришне.

Но на следующее утро, когда фанфары по поводу приезда Свамиджи отгремели, стало заметно, насколько все-таки преданные зависят от присутствия рядом своего духовного лидера. Количество посетителей сократилось до десятка верных друзей. Свамиджи молча вошел в магазинчик и начал киртан. Но когда настала очередь преданных петь и Свамиджи услышал их хор, он посмотрел на них с удивлением и жалостью. Он услышал слабые голоса, больше похожие на кваканье, чем на пение, и ему стало ясно: за время его отсутствия они все-таки деградировали! Пока его не было, киртаны изменились, и теперь он слышал, что стало с его учениками: сейчас они — беспомощные души, "квакающие" безжизненно и безрадостно.

Свамиджи читал лекцию по «Чайтанья-чаритамрите».

— Когда я летел сюда из Сан-Франциско, то обратил внимание, что самолет летит над океаном облаков. Когда я плыл из Индии на корабле, то видел океан воды, а с самолета открывался вид на необозримый океан облаков. Над облаками сияло солнце, но когда в Нью-Йорке мы опустились под облака, на землю, все вокруг оказалось сумрачным и туманным. Но солнце по-прежнему светит. Эти облака не могут закрыть весь мир. Они не могут закрыть даже Соединенные Штаты Америки, а ведь Америка — просто песчинка во Вселенной. С самолета небоскребы кажутся совсем крошечными. Аналогичным образом, с точки зрения Бога, все эти материальные глупости незначительны. Как живое существо я очень незначителен и всегда стремлюсь вниз. Но солнце не стремится вниз. Оно всегда над облаками майи...

Один парень, из новеньких, поднял руку:
— Почему одна душа приходит к сознанию Кришны, а другая нет?

Свамиджи ответил, задав встречный вопрос:
— Почему одна душа оказывается на Бауэри, а другая — в храме Кришны?

Свамиджи выдержал паузу, но никто не ответил.

— Потому что один хочет быть здесь, а другой нет. Все дело в свободе воли. Если мы правильно воспользуемся ею, то сможем отправиться к Кришне. Иначе мы останемся в материальном мире.

Зашел Сатсварупа, чтобы показать Свамиджи отпечатанные листы «Учения Шри Чайтаньи». Обязанности Сатсварупы оставались теми же, что и прежде, но теперь, оказавшись лицом к лицу со Свамиджи, он понял, что должен печатать и редактировать еще прилежнее. Он попросил разрешения уволиться из отдела социального обеспечения, но Свамиджи не позволил.

Джадурани по-прежнему занималась живописью в дальней комнате квартиры Свамиджи. Забыв о своей стеснительности, она засыпала его вопросами, как рисовать Кришну.

— Как выглядит Господь Вишну, пребывающий в сердце? — спросила она. — Он сидит или стоит?

Свамиджи ответил:
— О, чтобы узнать это, тебе придется заниматься медитацией тысячи лет.

Джадурани испуганно уставилась на него. Тогда Свамиджи сказал: «Он стоит», и Джадурани, счастливая, отправилась рисовать.

Когда однажды Джадурани пожаловалась на слабое здоровье, Свамиджи попросил Ачьютананду проследить, чтобы она два раза в день получала молоко. Через окно, выходившее в дальнюю комнату, в которой печатали, рисовали и иногда даже что-то строили, Свамиджи однажды наблюдал, как Джадурани работает над картиной, изображающей Господа Чайтанью в группе санкиртаны. Когда она начала писать в нижней части картины слова маха-мантры, Свамиджи сказал через окно:
— Не пиши там маха-мантру.

— Но вы же сами велели мне ее здесь написать, — удивилась она.

— Я передумал. Маха-мантра не должна быть ниже Чайтаньи Махапрабху.

Один за другим к Свамиджи приходили его старые нью-йоркские ученики: Гаргамуни, казначей храма, который сообщил, что благовония и пластинки с мантрой Харе Кришна расходятся очень хорошо; Рая-Рама, редактор «Бэк ту Годхед», который пожаловался на несварение желудка; Рупануга, у которого была хорошая работа, но которому никак не удавалось убедить жену встать на путь сознания Кришны. Зашел даже мистер Чати, домовладелец, и пожаловался на поведение ребят.

Кроме того, Свамиджи встретился с новичком — Майклом Блумертом. Майкл лечился у психиатра (результат разрушительных экспериментов с наркотиками), и когда он начал ходить в храм, родители восприняли это как новую напасть. Однако, встретившись со Свамиджи, миссис Блумерт убедилась, что он настоящий духовный учитель. Впрочем, муж ее продолжал сомневаться.

— Мистер Блумерт, — сказал Свамиджи, — ваша жена разумнее вас.

Тот сказал, что хочет, чтобы сын помогал миру более осязаемо — став врачом. Свамиджи возразил, сказав, что врачей в мире много, но, несмотря на это, люди по-прежнему страдают. Но человек в сознании Кришны может полностью избавить людей от страданий, поэтому деятельность в сознании Кришны гораздо ценнее. Мистера Блумерта это не убедило, но он все-таки разрешил Майклу остаться с преданными и больше не ходить к психиатру. Несмотря на свое несогласие со Свами, он стал относиться к нему с уважением.

С Брахманандой Свамиджи обсуждал насущный вопрос о получении постоянной визы. С тех пор как в 1965 году он впервые въехал в страну, ему приходилось неоднократно продлевать визу, но сейчас иммиграционные службы отказали в дальнейшем продлении. Он не хотел уезжать из Штатов, но остаться мог только в том случае, если получит вид на жительство. Он подал заявление, но ответа пока не было.

— Ваши власти не хотят, чтобы я оставался тут, — говорил он, — поэтому, возможно, мне придется вернуться в Индию.

Перспектива возвращения Свамиджи в Индию очень пугала преданных. Даже на то, чтобы он уехал проповедовать на другой конец Соединенных Штатов, ученики согласились с трудом. Что уж говорить о его возвращении на родину! Они боялись, что снова могут пасть в материальный мир. Он поддерживал их духовную жизнь. Что они смогут без него? И Свамиджи разделял их чувства.

Брахмананде удалось найти адвоката, который сумел на какое-то время оттянуть рассмотрение вопроса в иммиграционной службе. Угроза депортации миновала. Свамиджи поговаривал о поездке в Монреаль и получении вида на жительство в Канаде, но основным его намерением было остаться в Америке и развивать то, что он начал.

Брахмананда рассказал Свамиджи о том, как идут дела с изданием «Бхагавад-гиты». Рукопись была готова, и сейчас ребята приценивались и думали, куда отдать книгу в печать, хотя достаточной суммы для публикации у них пока не набралось. К серьезным поискам они пока не приступали, но Свамиджи вдохновлял Брахмананду:
— Моя единственная надежда — это мои книги.

Брахмананда говорил и о тех 6,000 долларов, которые он потерял, отдав мистеру Пэйну. Свамиджи настаивал на возбуждении дела против аферистов. Он посылал Брахмананду консультироваться с разными адвокатами и попросил передать мистеру Пэйну и мистеру Тайлеру, что «Его Превосходительство» вернулся и собирается подать на них в суд.

Угрозы подействовали. Мистер Тайлер отдал большую часть вложенных денег, а мистер Пэйн вернул $750 из той тысячи, что он хитростью выманил у Брахмананды. Еще $1,000 пришлось заплатить адвокатам. Это была потеря, но Свамиджи сказал, что, когда имеешь дело с тигром, практически невозможно выйти из схватки невредимым.

В письме Киртанананде, который в то время находился в Монреале, Свамиджи поведал об успешном окончании дела, связанного с аферой Пэйна: «Сообщаю тебе радостную новость: по милости Кришны мне удалось вернуть 4,227 долларов... из $5,000 угодивших в пасть Сэра Жулика (Пэйна)».

Прежде чем выйти в эфир, мистер Бёрк попросил у Свамиджи разрешения закурить, и Свамиджи вежливо согласился. Мистер Бёрк представил своего гостя как «настоящего свами». Когда он спросил, почему Свамиджи выступает против секса, тот ответил, что это неправда. Просто половые отношения должны быть ограничены браком и иметь своей целью появление детей, обладающих сознанием Кришны. Но мистер Бёрк упорствовал, желая выяснить, чем плох секс вне брака. Свамиджи ответил, что истинная цель человеческой жизни — осознать свою истинную природу. Но когда постоянно занят мыслями, где бы найти себе нового партнера, невозможно сохранить умиротворенное состояние ума, необходимое для самоосознания. Мистер Бёрк согласился. Он вел себя как никогда корректно, а в конце назвал Свамиджи «очаровательным джентльменом».

По дороге в храм Свамиджи сказал, что свет софитов в студии вызвал у него сильную головную боль и в какой-то момент ему показалось, что он не выдержит до конца съемки.

Затем во время одной из лекций Рупануга, сидевший недалеко от Свамиджи, заметил, как у того дрожит рука. Несколько месяцев назад, на другой день после записи пластинки, Свамиджи проснулся поздно и жаловался на перебои в сердце и на то, что не может пошевелиться. Тогда за ним ухаживал Киртанананда.

— Если когда-нибудь я тяжело заболею, — сказал ему Свамиджи, — не зовите врача. Не кладите меня в больницу. Просто дайте мне четки и пойте мантру Харе Кришна.

Ученики считали, что не вправе ограничивать его. Правда, однажды Киртанананда все-таки попытался это сделать. Когда в «Авалоне» Свамиджи танцевал и прыгал, обливаясь потом, Киртанананда стал требовать, чтобы киртан немедленно остановили, но преданные обозвали его перестраховщиком.

Кроме того, Свамиджи не любил, когда его сдерживали. Да и кто они такие, чтобы сдерживать его? Он был полномочным представителем Кришны, способным преодолеть любые трудности. Он был чистым преданным и мог все. Разве он сам не говорил, что чистый преданный трансцендентен материальным страданиям?

Некоторое время назад Свамиджи написал письмо, утешая хворающего дедушку одного из своих учеников:

Но преданные думали, что Свамиджи мог только давать добрые советы чьему-нибудь дедушке, а с ним самим ничего подобного случиться не могло. Конечно, он иногда называл себя стариком, но делал это в основном на лекциях, чтобы показать неотвратимость старости.

Преданным казалось, что у Свамиджи довольно крепкое здоровье. Его глаза блестели, отражая переживаемые им духовные эмоции, кожа была гладкой и золотистой, а улыбка свидетельствовала о здоровье и хорошем самочувствии. Однажды кто-то из учеников сказал, что у Свамиджи такая мужественная улыбка, что невольно приходит на ум выражение «здоров, как бык». Свамиджи каждый день принимал холодный душ, выходил рано утром на прогулку по Нижнему Ист-Сайду, играл на мриданге и с аппетитом ел. Даже если его ученики и хотели, чтобы он берег свои силы, много ли они смогли сделать?

Некоторые, правда, пытались удержать его от участия в скандальном «Собрании во имя всеобщей любви» в театре «Вилледж-Ист», но не потому, что это могло повредить его здоровью, — просто все боялись, что это помешает ему получить вид на жительство в США. Бхактиведанту Свами пригласили поучаствовать в этом шоу наряду с Алленом Гинзбергом, Тимоти Лири и целой вереницей рок-звезд. Сборы от концерта шли в фонд предвыборной кампании Луиса Абулафии, баллотирующегося в президенты от движения хиппи. Но когда о желании Бхактиведанты Свами услышал его знакомый юрист, он предупредил, что это может плохо сказаться на решении посольства о его дальнейшем пребывании в стране. Некоторые ученики разделяли опасения адвоката и тоже возражали против намерения Свамиджи. Тот было согласился с их аргументами, но в день, на который было назначено шоу, передумал и решил все-таки пойти.

— Я приехал сюда проповедовать сознание Кришны, — объявил он.

Пришло время выступить против лидеров ЛСД, претендующих на то, чтобы считаться духовными людьми. Незадолго до того Свамиджи говорил, что очень хочет попасть на это шоу, но не пойдет, поскольку ученики ему запрещают. Но тут он просто заявил, что пойдет, и точка!

Однако в самом конце мая Свамиджи почувствовал упадок сил. Он говорил о перебоях в сердце. Надеясь, что через день-два эти симптомы пройдут, Киртанананда попросил Свамиджи отдохнуть и не принимать посетителей. Но ему становилось все хуже и хуже.

Киртанананда: Свамиджи начал жаловаться, что у него отнимается левая рука. В левой половине его тела начались подергивания, а левая рука совсем перестала ему подчиняться. Казалось, что это каким-то таинственным образом угнетает его и причиняет ему моральную боль.

Ачьютананда: Это случилось в воскресенье, за два дня до Дня поминовения (в США 30 мая, день памятования о погибших в войнах. — Примеч. пер.). После обеда мы должны были проводить большую программу в одном из жилых кварталов города. Я поднялся, чтобы позвать Свамиджи, потому что преданные были уже готовы ехать. Свамиджи лежал белый как мел. Он сказал: «Послушай мое сердце». И я почувствовал в его груди мелкую дрожь.

Я спустился вниз, но не хотел пугать ребят и поднимать панику. Я подошел к Киртанананде и тихо сказал:
— У Свамиджи перебои в сердце.

Вдвоем с ним мы тотчас поднялись к Свамиджи. Он сказал:
— Массируйте здесь.

Я стал растирать ему грудь, он показал, как это нужно делать.

— Другие пусть идут на программу, а Ачьютананда может остаться. Если что-нибудь случится, он позовет вас, — сказал Свамиджи.

Ребята ушли на программу, а я стал ждать. Один или два раза он подзывал меня и приказывал быстрыми движениями растирать ему грудь. Вскоре ему стало лучше, и к нему вернулся обычный цвет лица. Я смотрел на него, открыв рот и не зная, что делать. Он взглянул на меня и спросил: «Почему ты сидишь без дела? Повторяй мантру Харе Кришна». Вечером у него снова начались приступы, поэтому я лег спать в соседней комнате. А поздно ночью он позвал меня, и я снова массировал ему грудь.

Киртанананда: Это произошло во вторник, в День поминовения. Я сидел в комнате Свамиджи. Внизу шел киртан, и в это время у него опять начались подергивания. Лицо Свамиджи напряглось. Он начал вращать глазами и внезапно откинулся. Я подхватил его. Он выдохнул: «Харе Кришна», и на этом все прекратилось. Я подумал, что это конец, но тут он снова стал дышать и повторять мантру Харе Кришна. Однако тело больше не подчинялось ему.

Брахмананда: Я был тогда вместе с Киртананандой. Это было воскресенье накануне Дня поминовения. Мы не могли понять, что происходит со Свамиджи. Он не мог сидеть, все время стонал, и никто не знал, в чем дело. Мы (я и Киртанананда) ухаживали за ним, делая все, что могли. Мне даже пришлось пойти и купить для него судно.

Левая сторона его тела была парализована. Он попросил, чтобы на стену перед ним повесили фотографию его духовного учителя. Думая, что Свамиджи готовится покинуть тело и хочет в эти последние минуты сосредоточиться на своем духовном учителе, Ачьютананда прикрепил фотографию к двери, чтобы Свамиджи мог на нее смотреть.

Преданные собрались в передней комнате его квартиры, и Свамиджи велел им петь «Харе Кришна». Затем он попросил их молиться Нрисимхадеве — одной из вечных форм Господа Кришны.

Сатсварупа: Свамиджи сказал, чтобы мы молились Господу Нрисимхе, повторяя: «Мой учитель еще не закончил свой труд». Время от времени он разрешал нам по очереди массировать разные части его тела. Затем он отослал нас вниз, в храм, и велел всю ночь проводить киртан.

Джадурани: Он научил нас, как молиться Господу Нрисимхадеве. Он продиктовал молитвы, и я записала их. Потом я позвонила в Сан-Франциско и Монреаль и по телефону продиктовала преданным слова этих молитв. Свамиджи сказал:
— Вы должны молиться Кришне следующим образом: «Наш духовный учитель еще не завершил свой труд. Пожалуйста, позволь ему закончить».

Дамодара: Я вошел в храм. Внизу никого не было, и я просто сел, чтобы повторить несколько кругов мантры. Сверху спустился какой-то преданный. На нем лица не было, и я спросил, что случилось. Когда он рассказал мне, я бросился наверх. Все сидели во второй комнате, вдоль стен. Оттуда через окно в стене можно было видеть комнату Свамиджи. Все читали мантру на четках. Джадурани раздала всем листки бумаги, на которых было что-то написано. Свамиджи, объяснила она, хочет, чтобы мы читали эти молитвы.

Брахмананда: Мы принесли в комнату Свамиджи изображение Господа Нрисимхи. Все, кто там был, повторяли мантру. Когда Свамиджи вынужден был пользоваться судном перед изображением Господа Нрисимхи, он просил у Него прощения. Он понимал, что перед ним сидит Господь Нрисимха. Я смотрел на Него как на картинку, а Свамиджи видел Самого Господа Нрисимхадеву.

Ему становилось все хуже, он чувствовал общую слабость. Мы не могли найти доктора, поскольку по случаю Дня поминовения все было закрыто. Я даже позвонил нашему семейному врачу, но его не оказалось дома. Все уехали отдыхать — в День поминовения все уезжают за город. Я никого не мог найти. Я обзвонил все больницы, всех врачей, я пытался и так и эдак, но никого не смог найти. Наконец, позвонив в службу скорой помощи Департамента здравоохранения Нью-Йорк-Сити, я добился своего. Пришел врач. Это оказался старикашка с очень громким голосом. Увидев Свамиджи, он сказал:
— Мне кажется, этот человек слишком много молится. Я думаю, ему нужно делать какие-нибудь упражнения. По утрам он должен ходить на прогулки.

Ачьютананда: Особыми познаниями этот доктор не отличался. Он заявил, что у Свамиджи простуда. Я спросил:
— В каком смысле? У него же сердцебиение!

— Х-м-м, не знаю, что и сказать... Он пьет виски?

— Он не пьет даже кофе и чая, — ответил я.

— О-о-о, славно, славно. Что ж, наверное, он простудился.

Дваракадхиша дас: Он вошел, окинул взглядом помещение, и то, что он увидел, ему явно не понравилось. Он посчитал нас обыкновенным сборищем хиппи и не мог дождаться того момента, когда можно будет уйти. Он сказал, что у Свамиджи грипп. Более нелепый диагноз было сложно придумать. Затем он попросил заплатить за визит. Мы заплатили, и он ушел, а Свамиджи стало еще хуже.

Преданные вызвали другого доктора, который пришел и, осмотрев Свамиджи, поставил диагноз. Он сказал, что у Свамиджи сердечный приступ средней тяжести и его нужно немедленно госпитализировать.

Макс Лернер (адвокат, друг преданных): Мне позвонили и сказали, что у Свами сердечный приступ и нужна моя помощь. Они собирались положить его в больницу Белльвью, но я предложил устроить его в частную клинику (по крайней мере, попытаться). Через несколько часов переговоров с персоналом клиники «Бет Исраэль» мы привезли Свамиджи туда.

Брахмананда: На следующее утро после Дня поминовения пришлось вызывать карету скорой помощи. В клинике «Бет Исраэль» не было своей машины, и тогда я позвонил в одну из частных компаний. В клинике мы договорились, что привезем Свамиджи к девяти часам утра. Но машины не было до полудня. Все это время Свамиджи стонал не переставая. Наконец приехала машина, а в ней — двое дюжих молодцов. Они обращались со Свамиджи как с тюком белья. Я подумал, что было бы лучше, если бы мы отвезли его на такси.

Кроме Киртанананды, который остался в палате Свамиджи дежурить, в клинику никого не пустили. Преданные вернулись в храм, чтобы исполнить просьбу своего духовного учителя — петь всю ночь. Киртанананда позвонил в Сан-Франциско Хаягриве и рассказал ему, что случилось: как Свамиджи неожиданно откинулся и вскрикнул «Харе Кришна!», как в течение полуминуты в нем не наблюдалось никаких признаков жизни... а затем — жадный вздох: «Харе Кришна! Харе Кришна!». Киртанананда попросил Хаягриву, чтобы сан-францисские преданные всю ночь пели и молились Господу Нрисимхадеве.

Господь Нрисимхадева, воплощение Господа Кришны в образе получеловека-полульва, приходил в незапамятные времена, чтобы спасти Своего чистого преданного Прахладу и убить демона Хираньякашипу. Свамиджи попросил своих учеников молиться Господу Нрисимхадеве, повторяя особую мантру и мысленно обращаясь к Нему: «Наш учитель еще не завершил свой труд. Пожалуйста. защити его». Ребята вернулись в храм и начали петь, но через несколько часов все уснули. Они хотели отдохнуть, а на следующий день снова поехать в больницу.

Харидас: Когда в Сан-Франциско мы услышали печальную новость, всех охватило горе. Люди плакали. Любовь нашу нельзя было описать словами. Все думали о Свамиджи. Все наши мысли были только об одном: как помочь ему выкарабкаться, как дать ему сил. Преданные взывали о помощи к Кришне, Господу Чайтанье и ко всем, кого только можно было попросить поделиться со Свамиджи энергией. Люди приходили в храм и на четках повторяли молитвы. Все, независимо от вероисповедания и увлечений, посвящали свои молитвы выздоровлению Свамиджи. Все пели вместе с нами.

Хаягрива: Я никогда не забуду ту ночь. Мы включаем огни на алтаре Джаганнатхи, зажигаем свечи и поем в их мерцающем свете. Пение очень торжественно, а танец еще более торжественен. По Хайт-стрит новости разлетаются быстро, и вскоре храм заполняется людьми, пришедшими, чтобы всю ночь петь с нами.

Мукунда и Джанаки позвонили в Нью-Йорк. Но ничего нового им не сообщили. Киртанананда дежурит по ночам у постели Свамиджи. Никого больше туда не пускают. Больничный режим. Да, в Нью-Йорке все поют.

Пение продолжается за полночь. Большинство гостей ушли, но никто из нас не чувствует сонливости. Волны киртана захлестывают нас. Мой ум переносит меня то к Свамиджи, то в Нью-Йорк, то в будущее, то в прошлое... Я вынужден насильно возвращать его в комнату, в настоящее, чтобы помнить, для чего мы здесь и почему поем, умоляя Кришну дать нашему учителю еще немного времени и позволить распространить великое движение санкиртаны по всему миру.

Пение постоянно с нами, неотступно.

К двум часам ночи я начинаю уставать. Чтобы не заснуть, я меняю инструменты и играю то на мриданге, то на караталах, то на фисгармонии. Многие танцуют, прогоняя сон. Девушки разносят прасад — нарезанные ломтиками яблоки. Сидеть у стены опасно: стоит облокотиться, и сразу начинает клонить в сон. Мы так беспомощны!

«Харе Кришна» утешает. Пение освобождает от множества ненужных тревог. Оно снимает напряжение, смягчает горе и дает силы молиться и надеяться.

Между тремя и четырьмя утра наступает самое экстатичное время, брахма-мухурта, час перед рассветом. Если он переживет этот час, то непременно будет жить дальше.

И мы поем. Мы повторяем мантру на четках. «Харе Кришна» звучит непрерывно. В семь мы проводим традиционный утренний киртан и продолжаем петь дальше. Мы поем четырнадцать часов подряд. Мы стираем пыль с зеркала ума. Мы везде видим Кришну и Свамиджи. Мы не сомневаемся, что с ним сейчас все в порядке!

Утром 1 июня в палату к Свамиджи пришли другие его ученики, чтобы помочь Киртанананде. Сменяя друг друга, они безостановочно делали Свамиджи массаж, растирая его голову, грудь и ноги, как он им говорил. Это простое действие давало каждому возможность близко послужить ему.

Услышав, что не только нью-йоркские, но и сан-францисские преданные пели и молились всю ночь, Свамиджи выразил радость, но не широкой улыбкой, как это было всегда, а слабым кивком головы и одобрительным звуком. Несмотря на слабость, он пребывал в полном сознании.

Врачи и их ассистенты брали у Свамиджи кровь, делали ему уколы и обследовали его. Они еще не поставили окончательного диагноза и собирались проводить какие-то исследования. Неожиданно вошел врач и объявил, что они решили сделать Свамиджи пункцию спинного мозга. Свамиджи был слишком слаб, чтобы обсуждать с ними все «за» и «против» такого шага. Он доверил себя заботам своих учеников и Кришны.

Врач не хотел, чтобы ему мешали. Он объяснил, зачем нужна пункция, но ни совета, ни разрешения спрашивать не стал. Все, кроме Киртанананды, который ни за что не хотел уходить, должны были покинуть палату, где лежал Свамиджи, на то время, пока врач будет делать пункцию. Ни сам Свамиджи, который был слишком слаб, ни его ученики, которые не очень-то представляли себе, как следует вести себя в таких ситуациях, не стали возражать врачу. Один за другим преданные выходили из палаты, а врач тем временем готовил самую большую и страшную иглу из всех, какие им когда-либо приходилось видеть.

Когда им наконец разрешили вернуться, один из учеников спросил:
— Было больно, Свамиджи?

Свамиджи (его золотистое тело было одето в больничную пижаму и лежало меж белых простыней) слегка повернулся к нему и сказал:
— Я терпелив.

Рупануга: Когда Свамиджи в первый раз положили в больницу, мне было очень тяжело. Я не знал, что делать. В таких делах у меня не было никакого опыта. Я совершенно растерялся и не знал, чем могу служить Свамиджи. Я никогда не забуду страх, который тогда пережил.

На карту была поставлена жизнь Свамиджи, но его ученики были беспомощны и не знали, что делать, чтобы спасти его. Он лежал на кровати, словно отдав себя на их милость. Персонал клиники смотрел на него как на свою собственность — пожилой человек с больным сердцем, нуждающийся в обследовании. Но для его учеников это было в сто раз хуже, чем дела с мистером Пэйном и его компанией. Здесь на карту были поставлены не деньги, а сам Свамиджи! Разрешить ли сделать ему ЭКГ? Что это вообще такое — ЭКГ? Нужна ли операция? Операция! Свамиджи говорил, что его не следует даже привозить в больницу.

«Делайте мне массаж», — повторял он, и еще: — «Пойте мантру Харе Кришна».

Врач сказал, что нужно сделать еще кое-какие анализы, и если все пойдет хорошо, то, возможно, через несколько недель Свамиджи выпишут. Свамиджи попытался рассказать ему о Кришне. Джадурани принесла в палату две свои картины: одну — с Радхой и Кришной, а другую — с Господом Нрисимхой, получеловеком-полульвом, разрывающим демона Хираньякашипу. Тихим голосом Свамиджи объяснил, что эти картины изображают Бога с разных сторон:
— Здесь Он в любовных отношениях, а здесь мы видим, как Кришна, или Бог, проявляет гнев.

Врач извинился и сказал, что у него своя философия, а Свамиджи в таком состоянии не следует проповедовать; ему нужно отдыхать. Посоветовав ученикам не позволять своему гуру говорить, врач извинился и продолжил обход.

Когда Свамиджи стало немного лучше, он еще настойчивее начал выражать недовольство тем, что находится во власти медиков. Он сказал, что сами они ни на что не способны, а всем управляет Кришна:
— Если Кришна хочет вас убить, никто не сможет защитить вас. А если Кришна захочет вас спасти, никто не сможет вас убить.

Дамодара: Я был в палате, когда пришел врач, чтобы проверить его нервную систему. Это была обычная процедура, когда вам резиновым молоточком стучат по колену. Но Свамиджи был явно раздражен приходом врача, который начал обстукивать его с ног до головы. Свамиджи сам мог поставить диагноз и назначить себе лечение, и его раздражало, что эти люди, которые явно толком не понимают, что делают, приходят и мешают его выздоровлению.

Ачьютананда: Медсестра постоянно хлопала дверью, и Свамиджи при этом всякий раз вздрагивал. Он сказал: «Попросите ее не хлопать дверью». Медсестра говорила: «О’кей», но все равно продолжала.

Понемногу Свамиджи начал садиться в кровати и принимать принесенный из храма прасад, дополняя его вегетарианскими блюдами из больничного меню. Он произносил молитву и предлагал больничную пищу изображению духовного учителя. Преданные садились у его стоп и наблюдали, как он правой рукой смешивает морковь, зеленый горошек и картофельное пюре. Часть пищи он всегда раздавал в руки ученикам.

Джадурани: Мы приносили ему много разных фруктов. Однажды мы сообщили, что принесли яблок, но он был так слаб, что смог произнести только: «О-о», как будто бы не проявив никакого интереса. Мы добавили, что принесли апельсинов, но в ответ опять услышали только «о-о». Он произнес еще несколько слабых «о-о» — казалось, ничто его не радовало.

Наконец я сказала:
— Мы принесли арбуза.

И лицо его вдруг просияло:
— О-о-о!

Преданные сменяли друг друга у постели Свамиджи каждые четыре часа. Дежурили обычно по двое. Он не спал, но подолгу лежал молча, не говоря ни слова. Массаж не прекращался ни на минуту, за исключением того времени, когда он спал. Постепенно паралич левой стороны прошел.

Однажды, когда Свамиджи сидел на кровати, один ученик растирал ему ногу, а другой нежно, словно утешая своего духовного учителя, поглаживал его по затылку. Свамиджи заметил, что если бы не был болен, то счел бы такой массаж и растирание слишком фамильярным.

Дамодара: Одной рукой я растирал Свамиджи виски: большим пальцем один висок, а остальными — другой. Свамиджи все время повторял: «Сильнее! Сильнее!» — и я нажимал сильнее. Я думал: «Ого, а стоит ли так сильно давить, ведь он болен». Но он настаивал: «Сильнее! Сильнее!»/

Пурушоттама: Массируя голову Свамиджи, я запел: «шри-кршна-чаитанйа...» Тут его лицо озарила прекрасная улыбка. И хотя я пел совсем недолго, ему это очень понравилось. Казалось, он верил, что мое пение «шри-кршна-чаитанйа...» поможет ему выздороветь.

Свамиджи пропел стих:

После этого Свамиджи велел присутствующим преданным повторять за ним каждую строчку, пока все трое не выучили мотив и слова.

— В этом стихе из «Шримад-Бхагаватам», — объяснил Свамиджи, сидя на кровати, — момент смерти сравнивается с пересечением безбрежного океана. Это страшно. Человек не знает, где окажется в следующей жизни. И на каждом шагу в материальном мире подстерегают опасности. Но для того, кто обрел прибежище у лотосных стоп Господа Кришны, этот бескрайний и опасный океан рождения и смерти сжимается до размеров отпечатка телячьего копытца. Опасность есть, но преданный не обращает на нее внимания. Как, например, если какой-нибудь джентльмен проедет в экипаже по маленькой лужице, он попросту не обратит на нее внимания. Понимаете теперь, что значит "лотосные стопы"?

Всем стало понятно. Пурушоттама задал следующий вопрос:
— Почему люди говорят, что у Бога нет имени?

Свамиджи задал встречный вопрос: если Бог есть все, почему у Него не должно быть имени?

— На самом деле, — сказал он, — все имена описывают Кришну.

Свамиджи спросил Пурушоттаму, как его звали до посвящения.

— Пол, — ответил тот.

— Что значит «Пол»? — спросил Свамиджи.

— «Маленький».

— Да. Это Кришна. Он меньше мельчайшего.

Затем Сатсварупа предложил рассмотреть свое имя, Стивен, что значит «корона».

— Да, — ответил Свамиджи, — Кришна — царь.

Но подобные дискуссии случались редко. Обычно в палате стояла тишина. Свамиджи отдыхал, а дежурившие преданные сидели на стульях по обе стороны его койки, читая книги или негромко повторяя на четках мантру. Однажды поздним вечером, когда на Манхэттен опустились сумерки, Свамиджи приподнялся на кровати и прервал длившееся целый час молчание:
— Я не знаю Кришну, но я знаю своего Гуру Махараджу.

В один из дней Брахмананда начал давать Свамиджи подробный отчет о финансовом состоянии нью-йоркского храма. Дойдя до середины, он вдруг остановился, посмотрел на Свамиджи и спросил:
— Мне рассказывать во всех подробностях? Мне казалось, вы хотите, чтобы я обо всем докладывал. То есть чтобы вы были в курсе дел.

Свамиджи ответил, что если Брахмананда сам может обо всем позаботиться, то не нужно сообщать все подробности.

Свами Бхактиведанта и Свами Сатчидананда беседовали на хинди, и никто из присутствующих не понимал, о чем они говорят. Но в какой-то момент Свамиджи поднял руку и посмотрел на нее, сначала с равнодушием, а затем с отвращением. Хотя говорил он на хинди, жесты и сардоническое выражение его лица позволяли понять общий смысл беседы: тело материально, и поэтому от него не стоит ожидать ничего хорошего.

Свамиджи попросил Ачьютананду зачитать вслух отрывок одного из комментариев к «Шримад-Бхагаватам».

Потом Свамиджи предложил поставить пластинку, которую записали они с учениками, и Свами Сатчидананда вежливо согласился. Но когда Свамиджи попросил перевернуть ее на другую сторону, гость сказал, что им пора. Он дал Свамиджи немного фруктов, а Свамиджи, взяв их, попросил учеников:
— Раздайте эти фрукты и угостите его нашими.

Когда Свами Сатчидананда поднялся и направился к выходу, Свамиджи, слегка пошатываясь, встал с кровати.

— Нет, нет, нет, — запротестовал Свами Сатчидананда. — Не беспокойтесь.

Когда он, в сопровождении Ачьютананды, вышел, Свамиджи снова лег на койку.

— А он на самом деле свами? — спросила Джадурани.

— Почему нет? — ответил Свамиджи, но, помолчав несколько секунд, добавил: — Свами значит «тот, кто знает Кришну».

Больше об этом разговоров не было, но Свамиджи остался доволен неожиданным визитом.

Преданные Кришны, — твердо ответил Свамиджи и попросил ученика угостить медсестру прасадом.

На следующий день пришла посылка от Мукунды: магнитофонная лента с записью шри рама джайа рама джайа джайа рама и других бхаджанов в исполнении сан-францисских преданных. Свамиджи продиктовал еще одно письмо, где говорил, что, как только наберется сил для новых путешествий, снова приедет в Сан-Франциско. «А пока, — писал он, — мне хотелось бы узнать, как вы готовитесь к Ратха-ятре. Постарайтесь устроить пышную процессию. Пусть это будет что-то невиданное для Соединенных Штатов».

Мадхусудана недоумевал:
— Как может чистого преданного настичь смертельный удар?

Киртанананда ответил: считать, что со Свамиджи ничего не случится, поскольку он чистый преданный, и на этом основании не беспокоиться о нем — признак имперсонализма. Конечно, «страдания» или даже смерть чистого преданного нельзя сравнивать со страданиями и смертью обычного человека. Свамиджи приводил пример: иногда кошка носит в своей пасти котят, а порой в ту же пасть попадает мышь. Мышь чувствует дыхание смерти, а котенок — любовь и защиту. Поэтому, хотя приближение смерти в случае Свамиджи выглядело так же, как и у обычных людей, Свамиджи не чувствовал при этом ни страха, ни опасности для себя.

По мере того как ученики делились своим пониманием произошедшего, их сомнения относительно того, почему это несчастье случилось с их духовным учителем, начали рассеиваться. Сатсварупа поведал о письме, которое печатал в клинике. В письме Свамиджи говорил, что не боится майи и что майя не может его коснуться. Но говорил он и о том, как его подвело сердце. Брахмананда вспомнил, как однажды слышал от Свамиджи, что гуру может страдать за грехи учеников, поскольку ему приходится брать на себя их карму. У Свамиджи уже около пятидесяти учеников, так что, может быть, это и есть причина его сердечного приступа. Они обсудили, как важно строго соблюдать все правила и не совершать грехов, которые лягут бременем на плечи их духовного учителя.

Еще одна причина болезни, сказал Киртанананда, — воля Самого Кришны, который таким образом задействовал их всех в личном служении Свамиджи. Служа чистому преданному, человек обретает благосклонность Кришны, поэтому Кришна дал им возможность очиститься, делая Свамиджи массаж и лично прислуживая ему.

Сатсварупа вспомнил, как их гуру писал в письме сан-францисским ученикам, что должен был умереть, но спасся благодаря их молитвам. Киртанананде Свамиджи сказал, что, услышав молитвы преданных, Кришна пошел навстречу их желанию. Господь разрешил Свамиджи продолжать его миссию распространения сознания Кришны на Западе. Свамиджи хотел жить не ради себя, а ради того, чтобы продолжать свое дело.

Все согласились с мнением Киртанананды: считать, что Свамиджи чистый преданный и потому не нуждается в любви и заботе, — имперсонализм. Они должны продолжать ухаживать за ним, хотя ему уже стало лучше. Он доверился их заботе, и они должны отвечать соответственно. Свамиджи говорил, что ученики для него — как отцы; поэтому теперь им не следует позволять ему долго и энергично играть на мриданге, часами петь в парке, разговаривать до поздней ночи и вообще делать что-то, что пагубно скажется на его здоровье.

Раярама сказал, что недавно Свамиджи попросил его ответить на письма преданных с Западного побережья и добавил, что, видимо, никогда больше не сможет давать публичных лекций, которые отнимают много сил, так что движение санкиртаны отныне ложится на их плечи. В своих письмах Раярама объяснял, что лишь по милости Кришны Свамиджи все еще с ними и может советовать им в затруднительных ситуациях; но сейчас они должны увеличить усилия для распространения сознания Кришны по всему миру.

Разговор постепенно перешел на то, как важно выполнять указания Свамиджи и становиться по-настоящему стойкими преданными. Все сошлись на том, что это возможно, если более тщательно изучать его книги и действовать в соответствии с его наставлениями.

Когда они рассказали Свамиджи о своей философской дискуссии, он отреагировал одной фразой:
— Кришна услышал ваши искренние молитвы и подумал: «Ну хорошо, пусть остается и занимается своими глупостями, раз столько преданных молятся за него».

Незадолго до того, как Свамиджи попал в больницу, преданные запланировали провести большое мероприятие в парке на Томпкинс-сквер. Оно должно было состояться 4 июня, в воскресенье. Дирекция парка выделила им эстраду и предоставила усилительную аппаратуру. Мистер Колмен (тот самый, который выпустил пластинку «Харе Кришна») убедил их провести рекламную кампанию, а сам вступил в переговоры с местными телеканалами. Преданные заготовили плакаты с мантрой Харе Кришна, чтобы все, даже телезрители, могли петь вместе с ними.

Хотя теперь Свамиджи не мог участвовать в этом событии, он сказал, что фестиваль должен состояться во что бы то ни стало, а он составит особое обращение, которое Киртанананда должен будет зачитать публике. С больничной койки он продиктовал короткое «Обращение А.Ч. Бхактиведанты Свами к американской молодежи».

4 июня вокруг эстрады в Томпкинс-сквер-парк собралось несколько сотен человек. Преданные играли на фисгармонии, караталах и мридангах и пели через усилители мантру Харе Кришна. Многие люди в толпе подпевали, подыгрывали на своих инструментах, а некоторые даже взобрались на сцену.

Киртанананда встал перед микрофоном и объявил, что Бхактиведанта Свами, хотя и болен и в настоящий момент находится в клинике «Бет Исраэль», хочет обратиться ко всем присутствующим с речью. Многим жителям Нижнего Ист-Сайда Бхактиведанта Свами и его киртаны были хорошо знакомы. Киртанананда начал читать, а толпа внимала его словам:

Свамиджи не терпелось покинуть клинику. Уже в течение нескольких дней он хотел выписаться оттуда.

— Они только и делают, что без конца колют меня, — жаловался он.

Кроме того, каждый день его пребывания в клинике увеличивал долги Общества. Преданные сняли небольшой коттедж на побережье в Лонг-Бранч, штат Нью-Джерси, в котором они решили поселить Свамиджи до окончательного выздоровления. Киртанананда будет готовить для Свамиджи, а Гаурасундара и его жена Говинда даси, приехавшие из Сан-Франциско, будут вести хозяйство и помогать Киртанананде. Но врач хотел еще раз сделать Свамиджи энцефалограмму и кое-какие анализы.

Однажды, когда в палате у Свамиджи сидели Киртанананда и Гаргамуни, к нему вошел врач и объявил, что Свами нужно спуститься вниз на рентген.

— А уколы делать будете? — спросил Свамиджи.

— Нет, — ответил доктор, — не беспокойтесь.

Когда медсестра привезла каталку, Свамиджи настоял на том, чтобы его вез Гаргамуни. Он сел на каталку по-турецки и просунул руку в мешочек с четками, а Гаргамуни, следуя за сестрой, выкатил его за дверь и привез в холл, где они сели в лифт. Они спустились на третий этаж и вошли в какую-то комнату. Медсестра оставила их одних. Гаргамуни чувствовал, что Свамиджи беспокоится. Он тоже нервничал. Ему было очень странно и непривычно находиться со своим духовным учителем в таком месте. Затем вошла другая медсестра со шприцем.

— Пора сделать Свами маленький укольчик.

— Нет, — мотнул головой Свамиджи.

— Простите, — решительно сказал Гаргамуни, — мы не будем этого делать.

Медсестра рассердилась, но старалась держать себя в руках.

— Это не больно.

— Увези меня отсюда, — сказал Свамиджи, обращаясь к Гаргамуни.

Когда сестра стала настаивать, Гаргамуни, как это с ним часто случалось, решил идти напролом и загородил Свамиджи своим телом.

«Если понадобится, я буду драться», — думал Гаргамуни.

— Я не позволю вам этого сделать, — сказал он и выкатил кровать из комнаты, оставив позади ошарашенную медсестру.

Гаргамуни заблудился. Он оказался то ли на третьем, то ли на четвертом этаже, в лабиринте коридоров и дверей. Палата Свамиджи находилась на шестом этаже. Плохо представляя себе, куда идет, Гаргамуни катил кровать по бесконечным коридорам. На ней, читая на четках мантру, сидел Свамиджи.

Брахмананда вошел в рентгеновский кабинет через несколько секунд после бегства Гаргамуни. Интерн и медсестра стали жаловаться ему и рассказали обо всем, что произошло.

Брахмананда: Они считали это похищением. Свамиджи был их собственностью. Пока он лежал в клинике, он принадлежал им, и они думали, что могут делать с ним все что угодно. А Гаргамуни взял и похитил его.

Гаргамуни добрался до лифта. Ему было трудно развернуть громоздкую каталку, и в спешке он врезался в стену. Наконец оказавшись в лифте, он понял, что забыл этаж, на котором находилась палата Свамиджи. Он знал только одно: он защищает Свамиджи, который хочет, чтобы его забрали отсюда.

Когда Гаргамуни наконец добрался до палаты №607, там уже находился интерн, который сердито отчитал его.

— Мне наплевать, — сказал Гаргамуни. — Свами больше не хочет никаких уколов и анализов. Он хочет выписаться из клиники.

Пришел Брахмананда. Он успокоил своего младшего брата и помог снова уложить Свамиджи в постель.

Свамиджи сказал, что хочет уехать отсюда. Когда вошел врач, Свамиджи сел на кровати и решительно заявил:
— Доктор, я чувствую себя хорошо. Мне больше нечего делать в больнице.

С этими словами он пожал доктору руку, желая показать, что вполне здоров. Врач рассмеялся. Он сказал, что, хотя Свамиджи значительно окреп, ему нужно остаться в клинике еще на несколько дней. Его жизнь все еще в опасности. Он нуждается в тщательном медицинском наблюдении. Кроме того, ему нужно еще раз сделать электрокардиограмму.

Свамиджи по-прежнему чувствовал боли в области сердца, но сказал врачам, что его ученики нашли место на побережье, где он сможет отдохнуть и поправиться. Это очень хорошо, сказал доктор, и все же он не может позволить пациенту уйти из клиники прямо сейчас.

Однако Свамиджи уже все решил. Брахмананда и Гаргамуни вызвали такси. Они собрали вещи Свамиджи и помогли ему одеться. Когда на глазах у всего медперсонала они выводили его из к палаты, кое-кто из врачей и медсестер попытался их остановить. Брахмананда сказал, чтобы они не беспокоились: Свамиджи очень дорог им, и они сумеют о нем позаботиться. Они будут регулярно делать ему массаж, он будет много отдыхать и принимать все лекарства, которые прописали врачи. Отдохнув на побережье, он приедет к ним на осмотр.

Брахмананда: Врачи уже были сыты всем этим по горло. Они стали угрожать нам: «Он умрет». Они нас сильно напугали. Они говорили: «Он умрет, и виноваты в этом будете вы». Даже когда мы уже выходили на улицу, они сказали нам вслед: «Этот человек обречен». Это было ужасно.

8 июня в десять часов утра они покинули клинику. Прежде чем отправиться в Лонг-Бранч, Свамиджи захотел сделать короткую остановку в храме на Второй авеню. Покачиваясь, он вошел в храм и приблизился к портрету своего духовного учителя, Бхактисиддханты Сарасвати, и его отца, Бхактивиноды Тхакура. В первый раз ученики Свамиджи видели, как он простерся на полу перед своим Гуру Махараджей. Они тоже пали ниц и в этот момент почувствовали, что любят его еще больше.

Он лег в постель, но вскоре встал и направился на кухню:
— Готово?

Киртанананда извинился и сказал, что поторопится. Через несколько минут Свамиджи вернулся. Он был рассержен:
— Что ты так долго возишься?

Киртанананда торопился как только мог, но закончить готовку быстрее было не в его силах.

— Давай что есть, — велел Свамиджи. — Пусть недоваренное, мне все равно.

Киртанананда подал обед, и Свамиджи с аппетитом здорового человека приступил к трапезе. Киртанананда позвонил своему другу Хаягриве в Сан-Франциско:
— Ел так, что любо-дорого было смотреть!

Маленький одноэтажный коттедж находился в тихом пригороде в нескольких минутах ходьбы от пляжа. Задний двор был обсажен деревьями и кустами, а вокруг цвели и благоухали розы.

Однако погода часто была ненастной, а небо пасмурным, и Свамиджи стал поговаривать о возвращении в Индию, чтобы поправить здоровье. Из Дели пришло письмо от Шри Кришны Пандита, который отказался выполнять настоятельную просьбу Свамиджи прислать аюрведическое лекарство: «Вы так далеко — а вдруг лекарство даст побочный эффект? Кто будет это исправлять?». Свамиджи снова написал ему, спрашивая, нельзя ли послать в Америку аюрведического врача. Но это предложение представлялось непрактичным. Было бы лучше, если бы Свамиджи сам приехал в Индию. Помимо этого, он получил ответ от Нараяны Махараджи, который писал, что, поскольку никакой аюрведический врач в Америку не поедет, Свамиджи сам должен вернуться и лечиться в Калькутте. Нараяна Махараджа также вложил в конверт письмо для секретаря Свамиджи, Рая-Рамы: «Для беспокойства нет никаких оснований. Всегда произносите хари-наму (Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе) ему в уши. Господь устроит все наилучшим образом».

Но в Индию Свамиджи хотел поехать не только для того, чтобы поправить здоровье. Он сказал Киртанананде и Гаурасундаре, что хочет открыть во Вриндаване «Американский дом», что-то вроде колледжа, в котором его американские ученики смогут изучать ведическую культуру, чтобы затем проповедовать сознание Кришны по всему миру. Он сказал также, что хочет дать некоторым из своих учеников: Брахмананде, Киртанананде, Хаягриве — санньясу, и это он тоже сделает в Индии. Однако его настоящее дело было здесь, в Америке, — только бы ему удалось поправиться! Но куда же девалось солнце?

Служение Свамиджи давало Говинде даси полное удовлетворение. Сейчас, когда она могла полностью посвящать себя служению ему (о чем постоянно мечтала), ничто другое ее не заботило. Хотя и нелегко ей было выполнять свои обязанности рядом с Киртананандой (тот, казалось, считал ее менее разумной, потому что она женщина, и постоянно делал ей замечания), она была счастлива.

Говинда даси: Свамиджи обычно сидел за столом, на маленьком диванчике, а Гаурасундара, Киртанананда и я садились на полу перед ним, и вместе, как одна семья, мы принимали прасад. За едой мы беседовали, и однажды разговор зашел о рисе. Киртанананда сказал:
— Белый рис — для людей, а бурый — для животных.

На это я ответила:
— Тогда я, наверное, животное, потому что мне больше нравится бурый рис.

Это так рассмешило Свамиджи, что он не мог остановиться и все смеялся и смеялся. Ему это показалось очень смешным. Сама я считала, что не сказала ничего особенного, но его это очень рассмешило.

Однажды, когда Свамиджи сидел во дворике, Говинда даси увидела большого слизня, взбирающегося на стену. Она указала на него Свамиджи.

— Скажи бедняге «Харе Кришна», — велел он ей, и она начала повторять «Харе Кришна».

Каждый день Говинда даси ходила на прогулку и, с разрешения соседей, срезала у них с десяток роз. Вернувшись, она ставила цветы в вазы и украшала ими комнату Свамиджи. Однажды, когда она возвращалась от соседей, Свамиджи услышал ее громкое пение «Харе Кришна» и заметил, обращаясь к Гаурасундаре:
— Она очень простодушна.

Говинда даси: Свамиджи говорил о Кришне так, будто Кришна находился в комнате. Меня это всегда поражало. Он часто рассказывал о деяниях Кришны: как Кришна делает то или это, какой Он замечательный и о чем думает мама Яшода. Он рассказывал обо всем этом и приходил в такое удивительное состояние, что вся комната наполнялась золотистым сиянием. При этом я чувствовала, что меня словно перенесли в другой мир. Это было что-то новое, неведомое, и я совершенно не понимала, что происходит. Я получила подлинный духовный опыт: я чувствовала присутствие Кришны, и в моем сердце появлялся чуть ли не проблеск памяти о Его играх.

Свамиджи играет на караталах, Свамиджи гуляет по пляжу, Свамиджи сидит в комнате или отдыхает — все, что он делал, казалось Говинде даси чудесным. Каждое его слово и поступок внушали Говинде даси все большую любовь к нему.

Однажды утром, когда Свамиджи вместе с Киртананандой, Гаурасундарой, Сатсварупой, Говиндой даси и Джадурани сидели на пляже, на одеяле, расстеленном на песке, он заметил нескольких парней с досками для серфинга, пытающихся поймать волну.

— Они думают, что это наслаждение — играть в воде, — сказал он. — В этом и правда есть какое-то наслаждение, но это не ананда, не блаженство духовного мира. На Кришналоке все обладает сознанием — вода, земля. И все исполнено блаженства. Здесь все не так.

Преданные посмотрели вместе с ним на серфингистов, прыгающих по волнам.

— Да, — сказал Киртанананда. — Здесь это еще и опасно. Доска в любой момент может выскользнуть и ударить по голове.

— Да, — сказал Свамиджи, — это не настоящая ананда. Прахлада Махараджа сказал, что материальный мир перемалывает его жерновами повторяющихся рождений и смертей. Он говорит, что в материальной жизни ему приходится либо разлучаться с тем, что ему дорого, либо сталкиваться с нежелательными помехами. Он хочет найти выход из положения, но принимает лекарство еще хуже, чем сама болезнь. Это как ЛСД: лечение хуже, чем болезнь.

Лицо Свамиджи осунулось, в остальном же он выглядел, как и до болезни. Он сидел, завернувшись в серый шерстяной чадар. Ребята знали, что он должен очень серьезно отнестись к тому, чтобы не переутомляться. Теперь они никогда не забудут (как это бывало раньше), что ему уже за семьдесят. Возможно, им уже никогда не придется так долго наслаждаться его обществом. Теперь близкое общение с ним стало редким сокровищем.

Сидя на одеяле, совсем рядом со Свамиджи, Сатсварупа от имени нью-йоркских преданных задал ему вопрос:
— Свамиджи, можно ли носить кожаную обувь?

— Нет.

— А если кто-нибудь подарит нам кожаную обувь?

— Кожа означает насилие, — ответил Свамиджи. Он указал на ботинки Сатсварупы, сделанные из недорогого кожзаменителя. — У вас очень хорошая страна. Благодаря вашим технологиям вы можете легко купить такую обувь и не носить кожу.

Так Сатсварупа и другие преданные получили ответ на всю оставшуюся жизнь, а время и место стали ссылкой, как номер главы и стиха в писании.

Джадурани помогала Говинде даси собирать цветы. Как-то раз, беседуя между собой, они услышали разговор мужчин, которые говорили, будто женщины менее разумны. Девушки очень расстроились. Позже Говинда даси поделилась своими переживаниями со Свамиджи.

— Правда ли, — спросила она, — что, поскольку мы женщины, мы не можем духовно прогрессировать так же быстро, как брахмачари?

— Правда, — ответил Свамиджи. — Если вы считаете себя женщинами, о каком духовном прогрессе может идти речь? Вы должны помнить, что вы — души, вечные слуги Кришны.

Свамиджи дал Джадурани свою фотографию, чтобы та нарисовала с нее портрет. На снимке, сделанном еще в Индии, он стоял, выпрямив спину, на фоне белой стены и казался очень суровым.

— О, Свамиджи, — заметила Джадурани, — на этом снимке вы выглядите таким несчастным!

— Не-ет, — задумчиво протянул он. — Нет. Я не был несчастен. Это был миг экстаза.

Свамиджи обратил внимание Джадурани на картинку, висевшую на стене: мама Яшода упрекает сына за то, что тот ворует масло, а чуть поодаль за дерево прячутся двое смеющихся друзей Кришны. Свамиджи спросил:
— Ты думаешь, Кришна позволит Себя поймать и чтобы друзья при этом убежали?

Она посмотрела на изображение еще раз. Слова Свамиджи помогли ей догадаться, что друзей Кришны скоро тоже поймают. Неожиданно она почувствовала себя там, во Вриндаване. Они оба засмеялись.

Проведя со Свамиджи пару дней, Сатсварупа и Джадурани, приехавшие из Нью-Йорка, должны были вернуться к своим обязанностям. Свамиджи отдыхал, но прямо перед их отъездом проснулся, поэтому они вошли в его комнату. Лежа на кровати, Свамиджи слабым голосом произнес несколько слов, затем сел, и Гаурасундара начал делать ему массаж.

— Те, кто думает, что Бог мертв, — безумцы, — сказал он.

Никто не затрагивал эту тему, но Свамиджи считал, что разговаривать о Кришне всегда уместно. По мере того как он обличал атеистов, его голос набирал силу:
— Это все равно, как если бы я пришел к врачу и он, прослушав мое сердце, которое бьется ровно, измерив кровяное давление, которое тоже в порядке, послушав, как я дышу, после этого в ответ на мой вопрос: «Ну что, доктор, как мое здоровье?» — сказал бы: «Уважаемый, вы мертвы». Разве это не безумие?

Гаурасундара, продолжая растирать тело Свамиджи, удивленно посмотрел на присутствующих. Свамиджи говорил громко и уверенно, словно обращался к большой аудитории, а не к нескольким гостям, приехавшим навестить больного.

— Аналогичным образом достаточно взглянуть на проявления жизни во вселенной. Солнце всегда встает вовремя, и все планеты вращаются по своим орбитам. Вокруг столько признаков жизни! А ведь вселенная — это тело Бога. Видеть эти признаки жизни и утверждать, что Бог мертв! Разве это не глупость? Какие негодяи! Я бросаю им вызов. Просто негодяи!

Несколько слов, сказанных тихим голосом, вылились в мощную получасовую речь, направленную против всевозможных теоретиков атеизма. Хотя сначала Киртанананда предостерег Свамиджи, напомнив ему о здоровье, тот отмахнулся, сказав:
— Все в порядке.

Но потом силы покинули его, и он был вынужден снова лечь в постель.

Так преданные увидели, как Свамиджи сразу же пускает в ход силы, накопленные за время полуденного сна. Видя, как он использует все, что у него есть, для служения Кришне, они испытывали восхищение, но в то же время боялись. Но разве в их силах было его удержать? Более того, они тоже были к этому причастны — ведь они жаждали слушать.

Когда Сатсварупа и Джадурани вернулись в Нью-Йорк, Брахмананда попросил их рассказать другим о Свамиджи. Сатсварупа поведал, как спал с ним в одной комнате и почувствовал, как благотворно находиться рядом. Всю ночь он чувствовал свет и покой и то, что Кришна где-то поблизости. Сатсварупа и Джадурани рассказали, как сидели со Свамиджи на пляже и он говорил им о Кришналоке, о том, что на ней все обладает сознанием. Они вспомнили, как Свамиджи сел на кровати и потратил все свои силы на проповедь, показывая, что и они должны поступать так же, используя все для служения Кришне. Брахмананда оглядел преданных и засиял от радости:
— Посмотрите-ка! Вы только рассказываете о Свамиджи, а все чувствуют себя на верху блаженства!

В конце июня Свамиджи вернулся в храм на Вторую авеню и поехал в клинику для осмотра. Врач был удивлен тем, что он почти совсем поправился, и не возражал против полета в Сан-Франциско. Итак, в поисках солнечного неба, движимый желанием руководить своими учениками, которым предстояло провести первую в их жизни Ратха-ятру, Свамиджи заказал билет для себя и Киртанананды, чтобы лететь в Сан-Франциско — Нью-Джаганнатха-Пури.