РАЙОН, В КОТОРЫЙ переехал Бхактиведанта Свами, был не таким нищим и убогим, как Бауэри, хотя приличным его тоже нельзя было назвать. Прямо напротив «Бесценных даров» находился магазин надгробных памятников братьев Вайцнеров и Пеппера. В его мрачных, тускло освещенных витринах были выставлены могильные плиты. С северной стороны к магазину братьев Вайцнеров примыкала «Закусочная Сэма», рядом с которой стоял старый четырехэтажный дом с надписью «A.I.R», за ним — «Памятники» Бена Дж. Горовица (опять надгробия), а у перекрестка — похоронное бюро Шварца. В начале следующего квартала, в доме №43, находилось похоронное бюро Провенцано Ланцы, о чем сообщала надпись на потрепанном тенте, висевшем над тротуаром. Следом за ним разместилась «Мелкооптовая торговля „Космос“», а пройдя еще несколько кварталов в сторону от центра, можно было увидеть броскую черно-белую вывеску театра «Вилледж-Ист».

По той же стороне улицы, где находились «Бесценные дары», через один квартал, стояла церковь Рождества — старое трехэтажное здание, недавно покрашенное в голубой цвет, с позолоченным крестом наверху. Шестиэтажный дом №26 по Второй авеню, на фасаде которого красовалась грязно-зеленая пожарная лестница, жался к массивному девятиэтажному зданию «Несгораемых складов Никербокера».

Вторая авеню была главной транспортной артерией Восточного Манхэттена. Светофор на пересечении Хьюстон-стрит и Второй авеню останавливал потоки автофургонов, такси и частных автомобилей прямо перед дверьми Бхактиведанты Свами. С раннего утра и до позднего вечера слышался гул проносящихся мимо машин, то и дело сменявшийся визгом тормозов, — выстроившись плотными рядами, машины замирали в напряженном ожидании, раздавались нетерпеливые гудки клаксонов, затем — скрежет передач, урчание набирающих скорость моторов и снова гул. На несшиеся мимо нескончаемым потоком автомобили трудно было не обращать внимания.

На первом этаже дома №26 по Второй авеню было два нежилых помещения, выходивших на улицу. В том, что слева, находилась прачечная-автомат, а в другом, справа, был когда-то магазин сувениров, но теперь оно пустовало. В каждом из них были узкие входные двери и большие витрины. Оба помещения были окрашены скучной краской. Всего каких-то несколько недель назад двухметровую витрину «Бесценных даров» украшали спичечные коробки с фотографиями кинозвезд тридцатых и сороковых годов, теперь же о магазине напоминала лишь вывеска. Под витриной, на уровне тротуара, находилась железная двустворчатая дверь, за которой начиналась каменная лестница, ведущая в подвал и котельную. Широкий тротуар был вымощен плитами разных форм и размеров. Их клали в разные годы, и кое-где плиты потрескались и просели. В трещинах и выбоинах скопилась пыль, в которой поблескивали мелкие осколки стекла. На краю тротуара угрюмо торчал черный пожарный гидрант. Между входом в прачечную и входом в бывший антикварный магазин находился парадный подъезд дома №26. За его дверьми — вестибюль с рядами почтовых ящиков и домофонами, а дальше, за дверью, которая всегда была на замке, находился коридор, ведущий на лестницу и во двор.

Вход в магазин подарков располагался слева от витрины. Дверь представляла собой темную деревянную раму со стеклом во всю высоту. За дверью находилось длинное, узкое и совершенно пустое помещение. Справа от входа, под витриной, стоял подиум, как раз такой высоты, чтобы на нем можно было сидеть. В дальнем углу этой пустой, грязной комнаты виднелись два зарешеченных окна с давно не мытыми стеклами, выходившие на задний двор. В левом углу находилась небольшая раковина, висевшая на кабинке туалета, дверь которого была обращена ко входу. Дверь в левой боковой стене магазина открывалась в коридор, ведущий во двор.

Двор, обсаженный кустарником и высокими деревьями, был выложен бетонной плиткой с геометрическим рисунком. Во дворе стоял садовый столик, кроме того там были цементный бассейн для птиц и скворечник на шесте, а посередине были разбиты две клумбы, обсаженные кустами живой изгороди. С севера и юга сад был обнесен высокой стеной, спереди и сзади стояли два жилых дома. Клочок голубого неба над головой вносил в эту картину умиротворяющую ноту.

Окна квартиры Бхактиведанты Свами, расположенной на втором этаже в заднем корпусе дома номер 26 по Второй авеню, выходили во двор. Здесь ему предстояло жить, работать и поклоняться Господу. С помощью своих друзей с Бауэри он привел квартиру в порядок и устроился на новом месте. В задней комнате — своем кабинете — Бхактиведанта Свами положил на пол у стены тонкую подушку в наволочке с набойкой, изображавшей слонов, а перед ней поставил свой некрашеный металлический сундучок, служивший ему письменным столом. На него он поместил пишущую машинку, а вокруг разложил свои бумаги и книги. Здесь будет его рабочее место. Рукописи, завернутые в шафрановую ткань, экземпляры «Шримад-Бхагаватам» и немногочисленные личные вещи он сложил в шкафу у противоположной стены, а над своим рабочим местом повесил индийский календарь с изображением Господа Кришны. (Юный Кришна играет на флейте, а позади Него корова. Господь Кришна стоит на планете Земля, которая похожа на небольшой холм у Него под ногами.) В восточной стене было два окна, и лучи утреннего солнца, проходившие сквозь пожарную лестницу, косыми полосами ложились на пол.

В другой комнате не было ничего, кроме фигурного кофейного столика, который стал алтарем Бхактиведанты Свами. На него он поставил картину в раме, изображавшую Господа Чайтанью и Его спутников, а на стену повесил индийский календарь с четырехруким Господом Вишну и небесным змеем Ананта-Шешей. Здесь, как в мансарде на Бауэри, он протянул веревку для сушки белья.

Обе комнаты недавно покрасили. Полы были выстелены дубовым паркетом. Недавно отремонтированная ванная тоже сияла чистотой, как и узкая, обставленная мебелью кухня. Там, у окна, Бхактиведанта Свами будет часто стоять, глядя поверх стены, которой огорожен двор. Он переехал сюда, не зная, удастся ли ему оплатить аренду за следующий месяц.

Хотя Карл, Майк, Кэрол, Джеймс, Билл и другие сами уговорили его переехать, теперь далеко не всем из них было удобно его навещать. Но все они желали ему удачи и надеялись, что придут новые люди, которые ему помогут. Все решили, что это место — самое лучшее, что может быть. Да и ему, кажется, здесь было удобно. Билл сообщил посетителям «Парадокса» новый адрес Свамиджи.

История Нижнего Ист-Сайда столь же стара и так же исполнена перемен и человеческих слёз, как и история самого Нью-Йорка. За триста лет до приезда Бхактиведанты Свами Нижний Ист-Сайд был частью поместья Питера Стайвесанта. Сегодняшняя достопримечательность, парк Томпкинс-сквер, когда-то был солончаком, носившим название Стайвесантовой топи.

В сороковых годах девятнадцатого века, когда тысячи ирландских эмигрантов бежали сюда от «картофельного голода», поразившего Ирландию, Нижний Ист-Сайд превратился в трущобы. За два десятилетия ирландцы сумели стать образцовыми американцами, примером для следующего поколения иммигрантов — немцев. Постепенно численность переселенцев из Германии так возросла, что в Нью-Йорке именно они стали самой большой группой иностранцев. Затем из Восточной Европы (из Польши и Украины) сюда потянулись евреи, и к 1900 году Нижний Ист-Сайд превратился в самое большое в мире еврейское гетто. Но евреи следующего поколения в поисках более выгодных экономических условий предпочли переселяться в пригороды, и гетто начало приходить в упадок.

В пятидесятых сюда, спасаясь от нищеты, устремились сотни тысяч пуэрториканцев, покинувших свой бедный остров или же перебиравшихся сюда из Восточного Гарлема. Они, а также чернокожие из Гарлема и Бедфорд-Стайвесанта, в шестидесятые годы отправившиеся за ними вслед, составили новые группы иммигрантов, которые вместе с поляками и украинцами заселили трущобы Нижнего Ист-Сайда — район многоквартирных домов и переполненных улиц площадью в пять квадратных километров.

Затем, всего за несколько лет до приезда в трущобы Нижнего Ист-Сайда Бхактиведанты Свами, туда пришли новые обитатели. Несмотря на многочисленные социологические и культурологические исследования, до сих пор остается неясным, почему они вдруг появились здесь, словно огромная стая птиц или животных, которые одновременно двинулись в путь, послушные зову инстинкта, и почему спустя несколько лет исчезли.

Первые пришельцы в большинстве своем были молодыми художниками, музыкантами и интеллектуалами, вроде тех хиппи, что собирались у Бхактиведанты Свами на Бауэри. Затем появились молодые бунтари, выходцы из семей среднего класса. Поскольку найти здесь жилье было легче, а стоило оно дешевле, чем в соседнем Гринвич-Вилледж, они оккупировали Нижний Ист-Сайд, который агенты по недвижимости стали теперь называть Ист-Вилледж. Многие из них даже не пытались найти себе жилье, а устраивались прямо в подъездах домов. Привлеченные дешевым жильем и перспективой богемной жизни, эти молодые представители среднего класса — авангард общенационального молодежного движения, те, кого средства массовой информации вскоре окрестят «хиппи», — двинулись в трущобы Нижнего Ист-Сайда, выражая протест против мещанских идеалов американского общества.

Словно повинуясь зову инстинкта, за хиппи постарше потянулись молодые беглецы-подростки, а следом за ними в Нижний Ист-Сайд пришла полиция, адвокаты, работники социальных служб, появились молодежные общежития и консультативные наркологические центры. На площади Святого Марка расцвела новая торговля — магазины для наркоманов, магазины плакатов, магазины грампластинок, художественные галереи, книжные лавки. Там можно было купить всё, от папиросной бумаги до одежды хиппи и психоделических светильников.

Хиппи приходили в Нижний Ист-Сайд в полной уверенности, что, как некогда их предки-иммигранты, нашли наконец землю обетованную. Когда взорам иммигрантов прошлого, которые прибывали в Америку из Европы, наконец открывался силуэт Манхэттена и статуя Свободы, гавань Нью-Йорка казалась им воротами в сказочную страну богатства и неограниченных возможностей. Теперь, в 1966 году, американская молодежь со своими надеждами устремилась в Нью-Йорк, и вид только что открытой мистической земли — трущоб Нижнего Ист-Сайда — наполнял их сердца восторгом.

Соседство было беспокойное: с одной стороны — хиппи, с другой — пуэрториканцы, поляки и украинцы. Коренные жители этих районов были возмущены появлением пришельцев, которых, в отличие от них, никто не заставлял жить в трущобах. И правда, многие молодые хиппи происходили из семей иммигрантов, поколениями боровшихся за то, чтобы занять место среди представителей американского среднего класса. Тем не менее молодежная миграция в Нижний Ист-Сайд была такой же реальной, как в свое время переселение пуэрториканцев, поляков или украинцев, хотя причины ее, разумеется, были иными.

Хиппи отвергали мещанский образ жизни своих родителей, идиотский оптимизм телевидения и рекламы и отказывались от эфемерных целей и идеалов американского среднего класса. Они разочаровались в родителях, учителях, священнослужителях, политических лидерах, средствах массовой информации, были недовольны американской политикой во Вьетнаме. Их привлекали радикальные политические идеологии, рисовавшие Америку жестоким эгоистичным гигантом-эксплуататором, который должен либо измениться, либо погибнуть. Они искали подлинной любви, подлинного мира, подлинной жизни и подлинного духовного сознания.

Тем летом, когда Бхактиведанта Свами переехал на Вторую авеню, 26, первая волна великого молодежного бунта шестидесятых уже докатилась до Нижнего Ист-Сайда. Здесь хиппи обрели долгожданную свободу — свободу жить в простоте и бедности, выражая себя в искусстве, музыке, наркотиках и сексе. Все только и говорили что о духовных поисках. ЛСД и марихуана открыли им доступ в новые сферы сознания. В моде были восточные культуры и восточные религии. С помощью наркотиков, йоги, братства или просто свободы хиппи надеялись обрести просветление. Каждому полагалось сохранять непредубежденность и широту взглядов, у каждого была своя собственная вселенская философия, замешанная на обрывках сведений из случайно прочитанных книг, экспериментах с наркотиками и собственных переживаниях. Даже если их жизнь казалась бесцельной, они, по крайней мере, гордились тем, что вышли из бессмысленной игры, где игрок продает душу за материальные блага, поддерживая тем самым уже насквозь прогнившую социальную систему.

Итак, в 1966 году тысячи молодых людей бродили по улицам Нижнего Ист-Сайда — не просто одурманенные наркотиками или сошедшие с ума (хотя были среди них и такие), а в поисках смысла жизни. Они презирали идеалы «истеблишмента» и повседневную жизнь, которую вели миллионы «добропорядочных» американцев.

Бхактиведанта Свами был удивлен тем, что в процветающей Америке могло появиться столько разочарованных молодых людей. Это лишний раз доказывало, что материальное благополучие, которым так гордилась Америка, не способно сделать людей счастливыми. Бхактиведанта Свами не пытался объяснить трагизм жизни окружающих его людей социальными, политическими, экономическими или культурными факторами. Ни условия жизни в трущобах, ни молодежные бунты сами по себе не имели первостепенного значения. Все это было лишь симптомами всеобщего несчастья, единственным лекарством от которого является сознание Кришны. Он сочувствовал страданиям каждого из них, но ему было известно универсальное средство, которое поможет всем людям раз и навсегда избавиться от страданий.

До переезда в Нижний Ист-Сайд Бхактиведанта Свами не занимался изучением молодежного движения в Америке. Он никогда не задавался целью поселиться именно среди молодежи. Но в течение десяти месяцев, прошедших после его отъезда из Калькутты, Бхактиведанта Свами силою обстоятельств, или, как он сам говорил, «по воле Кришны», был вынужден постоянно переезжать с места на место. По указанию своего духовного учителя он приехал в Америку и по воле Кришны оказался в Нижнем Ист-Сайде. Его миссия оставалась здесь той же, что и на Бауэри, и в студии доктора Мишры, и даже в Индии. Он твердо следовал указаниям духовного учителя и придерживался ведической философии — взглядов, на которых не могли сказаться радикальные перемены, происходившие в обществе в середине шестидесятых. Если случится так, что вследствие изменений в культурном климате Америки эти молодые люди окажутся более восприимчивыми к его словам, он будет только рад этому. Это тоже зависит от Кришны.

Несмотря на революции хиппи, это время из-за пагубного влияния Кали-юги было, в сущности, самым неблагоприятным для духовного развития. На Бхактиведанту Свами была возложена задача, которую не приходилось решать никому из духовных учителей прошлого: он пытался пересадить ведическую культуру на самую неподходящую для нее почву. Поэтому он знал, что работа ему предстоит необычайно трудная. И все же, даже в этот неблагоприятный для духовной практики век, как раз накануне переезда Бхактиведанты Свами в Нижний Ист-Сайд толчки недовольства и протеста против культуры Кали-юги стали сотрясать американское общество, выбрасывая на улицы нью-йоркского Нижнего Ист-Сайда толпы молодых людей, искавших то, чего не могла дать им повседневная жизнь, — альтернатив и духовного удовлетворения. Этой молодежи, сошедшей с проторенных путей материалистического образа жизни и собравшейся теперь в Нижнем Ист-Сайде, суждено было — случайно или по воле провидения — стать паствой Бхактиведанты Свами, который в своем магазинчике предлагал им «бесценные дары» — киртаны и духовное знание.

Июль 1966 года.

Говард Уилер торопился к своему приятелю, жившему на Пятой улице, в тихой квартире которого он рассчитывал немного отдохнуть. С Мотт-стрит он дошел до Хьюстон-стрит, повернул направо и направился на восток, через Бауэри. Обходя пошатывающихся бродяг, он шел навстречу потоку машин в сторону Второй авеню.

Говард: Я перешел Бауэри и, не доходя до Второй авеню, увидел Свамиджи. С высоко поднятой головой, он бодро шел по тротуару, держа руку в мешочке с четками. Увидев его, я остолбенел. Это было все равно что встретить на улице знаменитого актера из какого-нибудь нашумевшего фильма. Он казался пришельцем из вечности. На нем была традиционная одежда санньяси шафранового цвета и странные белые туфли с острыми носами. Здесь, на Хьюстон-стрит, он казался джинном, выскочившим из лампы Аладдина.

Говарду исполнилось двадцать шесть лет, это был рослый молодой человек с длинными темными волосами и густой бородой, носивший очки в черной оправе. Он преподавал английский язык в Университете штата Огайо и только что вернулся из Индии, где пытался найти настоящего гуру.

Бхактиведанта Свами заметил Говарда, и они остановились почти одновременно. «Вы из Индии?» — Говард сказал первое, что пришло в голову.

«Да, а вы?» — улыбнулся Бхактиведанта Свами.

Говард: Я ответил отрицательно, но сказал, что недавно был там и очень интересуюсь Индией и философией индуизма. Он рассказал мне, что приехал из Калькутты и что в Нью-Йорке он уже около десяти месяцев. Глаза у него были ясные и добрые, как у ребенка, и даже стоя на тротуаре Хьюстон-стрит, по которой с ревом и гулом проносились грузовики, он излучал невозмутимое спокойствие, источник которого был неиссякаем и находился где-то очень далеко от мегаполиса, грохотавшего вокруг нас.

В тот день Говард так и не дошел до своего друга. Он вернулся к себе, на Мотт-стрит, к Кейту и Уолли, своим соседям по комнате, и рассказал им (и всем, кого знал) о том, что рядом с ними нежданно-негаданно поселился гуру.

Кейт и Говард уже бывали в Индии и теперь увлекались всевозможными духовными учениями. К ним частенько заходили друзья, чтобы побеседовать о просветлении. Среди них был восемнадцатилетний Чак Барнетт.

Чак: Когда в квартире открывалась входная дверь, во все стороны по щелям разбегались тысячи тараканов. Запах буквально валил с ног, хотя Кейт, в принципе, старался как мог привести квартиру в порядок и избавиться от лишних жильцов. Уолли, Кейт, Говард и еще несколько парней — все жили в одной квартире. Не придумав ничего получше, они, чтобы испытать и усилить духовные переживания, пользовались ЛСД и считали, что наркотики помогают им медитировать. Как бы то ни было, Уолли, Говард и Кейт, как и все мы, искали совершенного духовного учителя.

Вот как вспоминает Говард о своих духовных поисках: «... читал книги по восточной философии и религии, во множестве жег свечи и благовония, принимал как „медитативные“ средства ганджу, мескалин, ЛСД... По правде говоря, это была скорей интоксикация, чем медитация. Слово „медитация“ было для нас эвфемизмом*, который мог как-то связать наркотический кайф с книгами, которыми мы увлекались».

Эвфемизм — слово или выражение, служащее для обозначения понятия, которое считается неприличным или неуместным. — Примеч. ред.

Двадцатидевятилетний Кейт был сыном баптистского священника с Юга. Аспирант кафедры истории Колумбийского университета, Кейт писал диссертацию на тему «Подъем Возрожденчества в южных штатах». Кейт носил шорты из грубой хлопчатобумажной ткани, сделанные из старых брюк, сандалии и футболку. Для приятелей с Мотт-стрит он был чем-то вроде гуру.

Уолли было за тридцать. Он ходил в потертой одежде, носил бороду, был интеллектуален и весьма сведущ в буддизме. В армии Уолли служил радиомехаником, а теперь, как и соседи по комнате, сидел без работы. Он читал Алана Уотса, Германа Гессе и им подобных, много рассуждал о «духовном просветлении» и принимал ЛСД.

В Индии Говард и Кейт посетили Хардвар, Ришикеш, Бенарес и другие священные города. Они заходили в индийские храмы, пробовали гашиш и болели дизентерией. Как-то вечером в Калькутте они встретили группу садху, поющих мантру Харе Кришна под аккомпанемент ручных тарелочек. Говард и Кейт, как, впрочем, и многие другие уроженцы Запада, полагали, что суть индийской философии выражена в учении Шанкары о безличном единстве: все сущее ложно, за исключением единого безличного духа. Они покупали книги, в которых говорилось о том, что «во что бы вы ни верили и как бы ни выражали свою веру, это — истинный духовный путь».

Теперь эти трое товарищей, Говард, Кейт и Уолли, строили свою собственную философскую систему, которая представляла собой винегрет из самых разных учений. Говард приправлял его мыслями из Уитмена, Эмерсона, Торо или Блейка; Кейт вставлял тексты из Библии, а Уолли подбросил немного мудрых высказываний из буддийских книг. Друзья хорошо знали труды Тимоти Лири, Фомы Кемпийского и много кого еще. Всякий раз, когда одного из друзей в результате экспериментов с ЛСД посещало новое космическое прозрение, вся «философия» подвергалась полной переоценке.

Вот в какую компанию вернулся в тот июльский день Говард Уилер. Он стал возбужденно рассказывать товарищам о Свами — о том, как он выглядел и что говорил. Говард рассказал, как он и Свами стояли и разговаривали и как Свами сказал, что живет тут неподалеку, на Второй авеню, где собирается читать лекции.

Говард: Я дошел с ним до угла. Он указал на здание с магазинчиком на первом этаже дома, который находился между Первой и Второй улицей, рядом с заправочной станцией «Мобил». Раньше это была антикварная лавка. Над витриной красовалась вывеска «Бесценные дары». Тогда я еще не понимал пророческого смысла этих слов. «Как по-вашему, это хороший район?» — спросил он меня. Я сказал, что, на мой взгляд, район вполне приличный. Я понятия не имел, о чем он собирается говорить на своих «лекциях», но знал — все мои друзья будут рады, что по соседству поселился индийский свами.

Молва о новом свами быстро разнеслась по округе. Для Карла Йоргенса и других приходить сюда с Бауэри и из китайского квартала стало не так-то просто — у них было много других дел. А вот Рой Дюбуа, 25-летний автор текстов для комиксов, который бывал у Свами еще на Бауэри, услышав, что Свами переехал, решил непременно его навестить. Не забыли о Свами и Джеймс Грин с Биллом Эпштейном — они тоже намеревались прийти. Ресторан «Парадокс» по-прежнему собирал посетителей, многие из которых хотели побывать на лекциях Свами. Другие, как, например, Стивен Гуарино, прочли объявление в витрине. Стиву было 26 лет, он занимался организацией помощи неблагополучным семьям в городском управлении социального страхования, которое находилось на углу Пятой улицы и Второй авеню. Когда однажды в обеденный перерыв он шел с работы домой, то увидел приклеенное к витрине объявление. Стив, недавно прочитавший дешевое издание «Гиты», решил прийти и послушать лекцию Свами.

В тот день, когда Говард вместе со Свами стоял возле витрины, он тоже обратил внимание на небольшое объявление:

«Вы приведете друзей?» — спросил Бхактиведанта Свами.

«Да», — пообещал Говард. — «В понедельник вечером».

Был теплый летний вечер. Окна, выходившие во двор, и передняя дверь в магазинчик были распахнуты настежь. На полу сидели молодые люди в черных джинсах и спортивных рубашках в широкую неяркую полоску. Свои стоптанные кроссовки они оставили у входа. Большинство из них жили в Нижнем Ист-Сайде, и, чтобы сюда попасть, никому не пришлось идти далеко. В небольшой комнате не было ничего — ни картин, ни мебели, ни ковра, ни даже стула, только несколько простых соломенных циновок. Посреди комнаты с потолка свисала единственная лампочка без абажура. Было семь вечера, собралось уже человек десять-двенадцать, когда боковая дверь неожиданно открылась и в комнату вошел Бхактиведанта Свами.

Он был без рубашки, его тело покрывала шафрановая ткань, так что руки и часть груди оставались обнаженными. Кожа его была ровного золотисто-коричневого цвета, и, по мере того как гости разглядывали его — обритую наголо голову, уши с длинными мочками, серьезное лицо, — он все больше и больше казался им похожим на Будду, погруженного в медитацию, каким его обычно изображают на картинах. Он был стар, но держался прямо и выглядел бодрым и энергичным. Его лоб был украшен вайшнавским тилаком, нанесенным желтоватой глиной. Заметив широкоплечего, бородатого Говарда, Бхактиведанта Свами улыбнулся: «Вы привели друзей?».

«Да», — громким басом ответил Говард.

«Очень хорошо».

Бхактиведанта Свами снял белые туфли, сел на тоненькую циновку, оглядел слушателей и знаком велел им сесть. Он раздал несколько пар литых бронзовых тарелочек и быстро показал, как отбивать ритм: раз-два-три-и-и... Он заиграл — раздался необычный звон — и запел: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе». Теперь очередь была за ними. «Пойте», — сказал он. Некоторые уже знали эту мантру, постепенно ее подхватили другие — и после нескольких повторов уже пели все.

Большинство молодых людей и несколько присутствовавших здесь девушек не раз и не два отправлялись в психоделические путешествия, стремясь расширить свое сознание и получить доступ в иные сферы бытия. Они очертя голову бросались в бурные, запретные воды ЛСД, мескалина и колдовских грибов. Готовые рискнуть всем, они не желали слушать никаких предостережений. Но в их безрассудной отваге был один положительный момент — стремление отыскать другие измерения своего «я», выйти за пределы повседневности, даже если они не знали, что ждет их за этой гранью и смогут ли они когда-нибудь вернуться к комфорту обыденной жизни. Но какие бы истины они ни находили, ничто не приносило им удовлетворения, и каких бы миров они ни достигали в своих психоделических путешествиях, они неизменно возвращались в Нижний Ист-Сайд. Теперь они решили попробовать мантру Харе Кришна.

Когда в руках у Свами внезапно зазвенели тарелочки и он звучным голосом повел киртан, они тут же почувствовали, что происходит нечто необыкновенное. Это был еще один шанс «улететь», и они охотно поддались настроению киртана. Они хотели полностью отключить свой ум и узнать, что даст им это пение. У многих мантра уже ассоциировалась с мистическими Упанишадами и «Гитой», которые взывали к ним таинственными словами: «Вечный дух... Отрицание иллюзии...». Но какой бы ни была эта индийская мантра, думали они, пусть она звучит... Пусть ее волны унесут нас далеко-далеко и высоко-высоко. Примем же ее и испытаем на себе ее воздействие. Чего бы это ни стоило, пусть она унесет нас с собой. Пение казалось довольно простым и естественным. Оно ласкало слух и никому не могло причинить вреда. Это было нечто совершенно потрясающее и ни на что не похожее.

Бхактиведанта Свами пел, погрузившись в состояние внутреннего экстаза, но при этом внимательно наблюдал за пестрой группой своих слушателей. Он поднимал целину, начинал новое дело в новой стране. Под звон тарелочек многоголосое пение мантры Харе Кришна, в котором один голос вел, а другие вторили, росло и крепло, заполняя собой теплый летний вечер. Некоторых соседей это начало раздражать. Пуэрториканская ребятня, привлеченная пением, столпилась в дверях и прилипла к витрине. Наступили сумерки.

Хотя мантра и казалась экзотикой, всем было ясно, что Свами возносит какую-то древнюю молитву во славу Господа. Это был не рок и не джаз. Он — святой, санньяси — совершал публичное богослужение. Но сочетание было странное: пожилой индийский свами поет древнюю молитву вместе с молодыми американцами-хиппи, которые собрались в магазинчике в Нижнем Ист-Сайде.

Бхактиведанта Свами продолжал петь. Его бритая голова была высоко поднята и слегка наклонена в сторону, а тело подрагивало от переживаемых эмоций. Чистый преданный, он уверенно вел киртан, а гости вторили ему. У витрины и у открытых дверей собрались случайные прохожие. Кое-кто из них выкрикивал насмешки, но пение было слишком мощным, и его не так легко было заглушить. На фоне киртана даже гудки автомобилей стали казаться слабым стаккато. Рев машин и грохот грузовиков, как и прежде, сотрясали улицу, но эти звуки, казалось, доносились откуда-то издалека, и на них никто не обращал внимания.

Люди, собравшиеся в пустой комнате под тусклой лампочкой, пели мантру вслед за ведущим. Слабый, то и дело сбивающийся хор постепенно превращался в довольно стройное созвучие голосов. Все хлопали в ладоши, надеясь проникнуть в тайны мантры, и вкладывали в пение всю свою душу. Этот свами устраивал не какой-то пробный показ продолжительностью в пять минут. На время он стал их лидером, проводником в царство неведомого. Говард и Кейт были среди них единственными, кому происходящее было не в новинку, — они уже видели киртан в Калькутте. Но такого пения — прямо в центре Нижнего Ист-Сайда, вместе с настоящим свами, — прежде не слышал никто.

Их головы были набиты мешаниной из психоделических надежд увидеть лик Божий, фантазий, обрывков индуистских учений и представлений о том, что «ОНО» есть ослепительно яркий безличный свет. У Бхактиведанты Свами уже была подобная аудитория на Бауэри, и он знал, что у этих молодых людей нет ни подобающего ученикам благоговения к тому, что они делают, ни понимания смысла происходящего. Но он позволял им петь так, как они хотят. Со временем к ним придет смирение перед духовным звуком, они обретут знание, очистятся и ощутят экстаз от повторения и слушания мантры Харе Кришна.

Киртан закончился. Пение на время заставило их забыть об окружающем мире, но теперь Нижний Ист-Сайд вновь ворвался в комнату. Стоящие в дверях дети принялись болтать и смеяться. Снова стал слышен рев машин. Из соседней квартиры кто-то кричал, требуя тишины. Была половина восьмого. Полчаса пролетели как одна минута.

Итак, сегодня мы начинаем четвертую главу — о том, что Господь Кришна говорит Арджуне.

Его лекция очень проста, но непоседливой молодежи даже она кажется слишком философской. Некоторые вообще не могут слушать и после первых же слов Свами бесцеремонно встают и, надев у входа обувь, возвращаются на улицу. Другие уходят, как только понимают, что пения больше не будет. И все же пока что это его лучшая аудитория. Остаются несколько человек: старые знакомые с Бауэри и несколько ребят с Мотт-стрит — эти ищут гуру. Многие из присутствующих уже читали «Бхагавад-гиту», но не стыдились признаться, что ничего в ней не поняли.

За дверьми — жаркий и шумный июльский вечер. У детей каникулы, и они торчат на улице дотемна. Рядом лает большая собака, в ушах стоит гул машин, под окном визжат девчонки. Все это мешает читать лекцию. Но, несмотря на то, что дети, машины и собаки отвлекают его, Свамиджи хочет, чтобы дверь оставалась открытой. Стоит кому-нибудь закрыть ее, он спрашивает: «Зачем закрыли дверь? Ведь могут прийти люди». Он уверенно продолжает говорить, цитируя стихи на санскрите, завладевая вниманием аудитории и стараясь донести до нее свое послание, столь важное и неотложное. А неумолкающая какофония звуков грозит заглушить каждое его слово...

— Гав! Гав! Гав!

— И-и-и-и-и-и-и-и-и! Я-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Крики девчонок действуют на нервы всему кварталу. Где-то неподалеку из окна раздается мужской голос:
— Брысь отсюда! Пошли вон!

Бхактиведанта Свами: Попросите их не шуметь.

Рой (один из юношей в храме): Сейчас он их прогонит.

Бхактиведанта Свами: Да, эти дети мешают. Попросите их...

Рой: Сейчас-сейчас. Он как раз это делает.

Бхактиведанта Свами: Они шумят.

Рой: Он их уже прогнал.

Мужчина прогнал детей, но они вернутся снова. Как их прогонишь — ведь они здесь живут. И собака не перестанет лаять. А кто остановит машины? От них никуда не деться. Бхактиведанта Свами использует их в одном из своих примеров: когда машина, проезжая по Второй авеню, на какой-то момент попадает в поле нашего зрения, мы, разумеется, не думаем, что она не существовала до того, как мы ее увидели, или перестанет существовать, как только скроется из виду. Точно так же, когда Кришна, покидая нашу планету, уходит на другую, Он вовсе не перестает существовать, даже если кому-то кажется, что это так. На самом деле Он просто исчезает из поля нашего зрения. Кришна и Его экспансии приходят и уходят, периодически воплощаясь на бесчисленных планетах в бесчисленных вселенных материального мира.

Пока Бхактиведанта Свами говорит, машины с ревом и гулом проносятся мимо. Дверь открыта, и он словно стоит на берегу реки из угарного газа, нагретого асфальта, шороха шин и нескончаемых волн дорожного движения. Он проделал долгий путь, приехав сюда с берегов Ямуны во Вриндаване, где на протяжении веков великие святые и мудрецы, собираясь вместе, проводили время в беседах о Кришне. Но его слушатели живут здесь, в этих условиях, и потому он пришел сюда, на берег бурного потока машин, мчащихся по Второй авеню, чтобы во весь голос проповедовать им вечное учение Господа Кришны.

Он не устает повторять: что бы вы ни сделали в сознании Кришны, пусть даже совсем немного, это принесет вам вечное благо. Именно здесь, а не в студии доктора Мишры и не на Бауэри, он стал призывать слушателей полностью посвятить свою жизнь сознанию Кришны и стать преданными. Он убеждает их...

Любой может стать преданным и другом Кришны, как Арджуна. Вы удивитесь, узнав, что некоторые старшие ученики Господа Чайтаньи в обществе считались падшими. Господь Чайтанья возвысил Харидаса Тхакура до высочайшего положения в Своей духовной миссии, хотя тот родился в мусульманской семье. Так что ограничений нет ни для кого. Каждый может стать духовным учителем, при условии, что он постиг науку о Кришне. «Бхагавад-гита» — это наука о Кришне. И если кто-то в совершенстве ею владеет, он становится духовным учителем.

Этот духовный звук, мантра Харе Кришна, поможет нам, очистив от пыли зеркало нашего ума. Наш ум покрыт материальной пылью. Вот, как, например, на Второй авеню из-за непрерывного потока машин все покрыто пылью. Так же и наша материальная деятельность приводит к тому, что в уме накапливается материальная пыль, и это мешает нам видеть окружающее в истинном свете. Этот метод, духовная звуковая вибрация, — Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе — смывает ее. А когда пыль исчезнет, то так же, как вы видите отражение своего милого лица в зеркале, вы увидите, что по своему истинному положению вы — душа. На санскрите это называется бхава-маха-давагни. Это слова Господа Чайтаньи. Изображение Господа Чайтаньи вы видели в витрине. Он танцует и поет «Харе Кришна». Итак, не имеет значения, чем занимался человек в прошлом и какие греховные поступки совершил. В начале он может не быть совершенным, но преданное служение очистит его.

Внезапно в дверях появляется бродяга с Бауэри. Он насвистывает какую-то песенку и что-то выкрикивает пьяным голосом. Все слушатели в растерянности остаются сидеть на своих местах.

Пьяный: Здорово! Погоди, я сейчас. Я тут принес одну штуку.

Бхактиведанта Свами: Не мешайте. Сядьте. У нас серьезный разговор.

Пьяный: Я принесу ее сюда. В церковь. Ладно? Я мигом.

У мужчины седые волосы, короткая борода с проседью и грязная одежда. От него на весь храм разит перегаром. Пошатываясь, он выходит и исчезает за дверью. Усмехнувшись, Бхактиведанта Свами возвращается к лекции.

Итак, не имеет значения, что человек делал раньше; если он посвящает себя сознанию Кришны — повторяет «Харе Кришна» и читает «Бхагавад-гиту» — его следует считать святым. Он — святая душа. Апи чет су-дурачаро. Даже если вследствие прежнего общения у него еще остаются дурные привычки — не беда. Это не важно. Как бы то ни было, человек должен стать сознающим Кришну, и тогда, постепенно, по мере его продвижения в сознании Кришны, он станет святым.

Привычка — вторая натура. Об этом есть история. Жил-был вор. Как-то раз он с друзьями отправился в паломничество. Когда наступила ночь и все уснули, вор — а он всегда воровал по НОЧАМ — встал и хотел уже было кого-нибудь обокрасть, но потом подумал: «Ох, даже в святом месте привычка воровать меня не оставляет. Нет, не стану я этого делать».

Вор взял чью-то торбу и переложил ее на другое место. Так продолжалось всю ночь — бедняга перекладывал мешки паломников с места на место. Но поскольку в нем проснулась совесть и он находился в святом месте, он ничего не украл. Утром все проснулись и стали искать вещи:
— Где моя сумка? У меня пропала сумка.

— И у меня тоже.

Но тут кто-то закричал:
— Да вот же она!

Все стали возмущаться:
— Что происходит? В чем дело?

И тогда вор встал и сказал своими товарищами:
— Друзья мои, всю жизнь я промышлял воровством, и мне было трудно преодолеть привычку воровать по ночам. Но я подумал: «Я пришел в святое место, а значит, не должен воровать». Поэтому я просто поменял сумки местами. Пожалуйста, простите меня.

Такова сила привычки. Он и сам-то не хочет воровать, но привычка берет свое. Он решает больше не красть, но иногда срывается, просто в силу привычки. Так вот, Кришна говорит о таком человеке: если он решил бросить греховную деятельность и встать на путь сознания Кришны, но, по воле случая, совершил некий неблаговидный с точки зрения окружающих поступок, это не стоит принимать во внимание. В следующем стихе Кришна говорит: кшипрам̇ бхавати дхарма̄тма̄ — в скором времени он, несомненно, станет святым, ибо живет в согласии с сознанием Кришны.

Вдруг старый бродяга вваливается снова, громогласно сообщая о своем приходе:
— Как дела?

Он что-то несет. Он пробирается через ряды слушателей и идет вглубь комнаты, прямо туда, где сидит Свами. Он открывает дверь уборной, кладет туда два рулона туалетной бумаги, закрывает дверь и идет к раковине, кладет на нее несколько бумажных полотенец, а под раковину — еще два рулона туалетной бумаги и еще несколько полотенец. Потом распрямляется и поворачивается к Свами и ко всем собравшимся. Свами смотрит на него и спрашивает:
— Как это понимать?

Бродяга молчит — он свое дело сделал. Свами смеется и благодарит гостя, который уже направляется к двери:
— Спасибо. Большое спасибо.

Бродяга выходит на улицу.

— Вот видите, — Бхактиведанта Свами обращается теперь к своей аудитории, — служить — это так естественно. Смотрите, человек на ногах не стоит, но думает: "Тут что-то происходит. Сделаю-ка я для них что-нибудь". Видите, это получается совершенно непроизвольно, потому что такова наша природа.

Молодые люди переглядываются. Вот это да! Такого они еще не видели! Сначала они пели под звон тарелочек, потом Свами, похожий на Будду, говорил о Кришне и пел молитвы, а теперь еще эта дурацкая история с пьяницей. Но Свами невозмутим: сидит как ни в чем не бывало на полу, словно ничего на свете не боится, и говорит о своей философии, о душе, о том, что все мы станем святыми, даже этот старый алкоголик — и тот станет святым!

Проходит около часа, собака по-прежнему лает, а дети как визжали, так и визжат.

Люди страдают из-за нехватки сознания Кришны. Поэтому каждый из нас должен проповедовать сознание Кришны на благо всего мира. Господь Чайтанья, чье изображение висит в витрине нашего храма, был превосходным проповедником сознания Кришны. Господь говорит: «Слушайте Мой приказ. Я приказываю всем вам стать духовными учителями». Господь Чайтанья повелевает нам отправляться во все страны мира и проповедовать сознание Кришны. Кришна ждет, когда мы возьмемся за миссионерскую деятельность, когда будем проповедовать «Бхагавад-гиту» как она есть, ничего не добавляя от себя и не ожидая награды. Нас не должны привлекать мирские занятия, иначе мы не обретем Кришну. Но это не значит, что мы должны относиться к окружающим враждебно. Нет, наш долг — давать им совершенные наставления: станьте сознающими Кришну и...

В этот момент один юноша, не в силах совладать с собой, начинает нести околесицу.

Бхактиведанта Свами: Нет. Не нужно мешать.

Парень (поднимается): Слушайте, вы... (Парень начинает выходить из себя, остальные пытаются его успокоить.)

Бхактиведанта Свами: Нет-нет-нет. Нет, нет, нет, нет. Не сейчас. Нет, сейчас не время вопросов.

Парень: Дайте мне сказать.

Бхактиведанта Свами: Нет. Сейчас вы не должны говорить.

Парень: Нет, подождите. Постойте.

Бхактиведанта Свами: Почему вы прерываете лекцию? Для вопросов у нас есть специально отведенное время.

Некоторые из присутствующих: Да ладно вам, пусть говорит! Дайте человеку сказать! (Одни поддерживают парня, защищая его право высказаться, другие изо всех сил стараются его угомонить.)

Второй парень: У меня есть всего один вопрос. Пожалуйста... Сколько времени можно просидеть, ни о чем не думая? Сколько это может продолжаться?

Бхактиведанта Свами: Я еще не закончил. У нас будет время для вопросов, когда лекция закончится. (Обе группы в аудитории продолжают ссориться.) Хорошо, меня радует ваше любопытство, но, пожалуйста, подождите. Потерпите немного, мы еще не закончили. Как только мы завершим лекцию — минут через пять-десять, — я уделю внимание вашему вопросу. Потерпите. Сядьте. (Аудитория успокаивается, и Свами продолжает говорить.)

Через пять минут...

Бхактиведанта Свами: Ладно. Этот джентльмен уже не может терпеть. Давайте на этом остановимся. Итак, что вы хотели спросить, сэр?

Парень: Практически мы стремимся уделять особое внимание тем, кого мы отождествляем с фактом самим по себе. Многие должны объяснять вопросы "где" и "почему", касающиеся метафизической истины, согласно которой «я мыслю — следовательно, я существую».

Бхактиведанта Свами: В чем конкретно ваш вопрос?

Парень: У меня нет ответа на этот вопрос. Я могу только сказать, что пытаюсь... живу, дышу.

Бхактиведанта Свами: Да.

Парень: Так вот... способность — скажите, объясните, почему у меня ничего не получается? Могу я понять эти «где» и «почему»?

Бхактиведанта Свами: Хорошо.

Парень: Мне тяжело с вами. Мне трудно сформулировать.

Бхактиведанта Свами: Пока мы здесь, в материальном мире, у нас всегда много трудностей.

Парень: Трудностей не много. Трудностей не много. Это величайший факт. У меня... Я знаю...

Бхактиведанта Свами: Да.

Парень: Я также знаю, что "где" и "почему" моего личного...

Бхактиведанта Свами: Да.

Парень: Я не приходил сюда. Но дайте я объясню. В этом нет нужды... Я понимаю, что должен... Я думаю, разница в том, чтобы научиться... Вы обнаружите это бесчисленное множество раз по тому же признаку... Может быть, нам удастся примирить факт индивидуального существования в течение долгого времени, чтобы выяснить, почему...

Бхактиведанта Свами (поворачиваясь к одному из молодых людей): Рой, ты можешь ему ответить? Это общий вопрос. Можешь ответить?

Рой сочувственно оборачивается к бессвязно бормочущему парню, а Свамиджи обращается к своим слушателям: «На сегодня достаточно», — теперь его голос звучит устало и покорно, — «давайте проведем киртан». Нижний Ист-Сайд вновь затихает. Начинается пение: звенят бронзовые тарелочки, голос Свамиджи выводит мелодию, а аудитория ему подпевает. Это продолжается еще полчаса.

Девять часов. Собравшиеся сидят перед Свами. Один парень приносит ему яблоко, небольшую деревянную чашку и нож. Пока присутствующие прислушиваются к своим ощущениям и пытаются оценить эффект пения, словно это какой-то новый наркотик, Свами режет яблоко пополам, потом на четыре части, потом на восемь, пока ломтиков не становится достаточно много. Он берет один себе и просит одного из ребят обнести всех остальных. Свами откидывает голову, ловко отправляет в рот ломтик яблока, не касаясь пальцами губ, и долго, задумчиво жует.

Вся его паства молча жует маленькие ломтики яблока. Бхактиведанта Свами встает, надевает туфли и выходит через боковую дверь.

Когда Бхактиведанта Свами удалялся в свое жилище, а гости, выйдя через парадную дверь, расходились по домам, Дон и Рафаэль выключали свет, запирали дверь и, завернувшись в одеяла, устраивались на полу спать. Дон и Рафаэль как раз подыскивали себе жилье, когда услышали о «доме Свами». Любому, кто выказывал хотя бы небольшое желание стать его учеником, Бхактиведанта Свами позволял жить в магазинчике и считать его своим домом. Конечно, за проживание и пищу Свами просил вносить какую-то плату, но уж если денег совсем не было, как у тех же Дона и Рафаэля, — что ж, ладно... Пусть живут и помогают чем могут. Дон и Рафаэль первыми откликнулись на предложение Свами. Им нравился и сам Свамиджи, и его пение, а вот философию и стиль жизни преданных они всерьез не воспринимали. Ни денег, ни работы у них не было, они носили длинные спутанные волосы и днем и ночью ходили в одной и той же одежде. Бхактиведанта Свами настаивал, чтобы, по крайней мере, пока они живут здесь, они соблюдали установленные правила — не употребляли наркотики и алкоголь, не играли в азартные игры, отказались от недозволенных половых отношений и не ели мяса. Он понимал, что эту парочку сложно назвать настоящими учениками, но тем не менее позволил им остаться, надеясь, что со временем они станут серьезнее.

Часто в поисках ночлега в магазинчик заглядывал какой-нибудь скиталец, и Дон с Рафаэлем его пускали. Однажды в «Бесценных дарах» несколько ночей спал на деревянной скамье пожилой седобородый индиец с забинтованными ногами, который принял христианство и сейчас шел пешком со своей миссией — сообщить миру о скором конце света. Порой в магазинчике находили приют до дюжины бродяг: Дон с Рафаэлем без проблем предоставляли им ночлег, объясняя, что Свами будет не против — при условии, что они рано встанут. Пристанище находили даже те, кого привлекала лишь возможность бесплатно поесть. После утренней лекции и завтрака они обычно снова «отчаливали» в майю.

Дон и Рафаэль были постоянными жильцами Свами, хотя днем обычно куда-то пропадали, возвращаясь только затем, чтобы поесть, поспать и поучаствовать в вечернем пении. Мылись они только время от времени и в таких случаях пользовались ванной Свамиджи. Иногда случалось так, что днем они торчали в магазинчике и, когда кто-то заходил и спрашивал о лекциях Свами, рассказывали все, что знали. (А знали они совсем немного.) Они честно признавали, что не разделяют философских взглядов Свами и последователями его себя не считают. А если кто-то чересчур донимал их расспросами о его учении, Дон и Рафаэль советовали: «Слушай, может, тебе сходить наверх и поговорить с ним самим? Свами живет в квартире, через двор. Сходи и поговори с ним».

Денег постоянно не хватало. На вечерних встречах Бхактиведанте Свами обычно жертвовали пять или шесть долларов мелочью и бумажками. Дон обещал, что скоро поедет в Новую Англию собирать яблоки и привезет для Свами денег. Рафаэль тоже уверял, что скоро разбогатеет. А Бхактиведанта Свами просто ждал и во всем полагался на Кришну. Иногда он расхаживал по двору, между зданиями, взад-вперед и, опустив руку в мешочек, повторял на четках мантру. Соседям он казался загадкой.

Но чаще всего он сидел в своей комнате и работал. Как он сказал когда-то в одной лекции, еще на Бауэри: «Я все время работаю, читаю или пишу — всегда что-то делаю, круглые сутки». Одной только работы над переводом монументального «Шримад-Бхагаватам» в шестидесяти томах, по четыреста страниц каждый, ему бы хватило, чтобы трудиться не вставая, дни и ночи напролет. Каждую свободную минуту он посвящал работе — сидел за маленькой пишущей машинкой или переводил с санскрита на английский. Львиную долю работы он проделывал в ранние утренние часы, когда никто не мешал. Он внимательно просматривал комментарии ачарьев прошлого, на санскрите и бенгали, подбирал подходящие цитаты из них и, придерживаясь объяснений этих великих учителей, дополнял их собственными мыслями и духовным опытом, а затем, старательно сплетая все это воедино, печатал на машинке свои «комментарии Бхактиведанты». У него не было ни малейшего представления, где брать средства на издание следующих томов, но работу он не бросал, веря, что все получится.

Но миссия его не ограничивалась переводом «Шримад-Бхагаватам», поэтому много времени и сил он тратил на беседы с посетителями. Если бы работа над книгами была его единственной целью, зачем тогда ехать в Америку и проходить через все связанные с этим трудности и опасности? Но сейчас у него было много гостей, и ему приходилось беседовать с каждым, убеждая их в важности сознания Кришны, — это было частью его миссии. Приходили, как правило, молодые люди, совсем недавно переехавшие в Нижний Ист-Сайд. У Свами не было ни установленных приемных часов, ни секретаря, который мог хоть как-то оградить его от частых посещений. Желающие могли прийти в любое время, с раннего утра и до десяти вечера, и ему постоянно приходилось отрываться от своих переводов, чтобы поговорить с гостями. Отношения между соседями в этом районе были простыми, без церемоний, и часто к нему забредали просто какие-то люди с улицы. Иногда приходили искренние и ищущие, но много было и таких, кто заглядывал просто от нечего делать, а порой и одурманенных наркотиками или алкоголем. Приходили не только чтобы смиренно задавать вопросы, но и чтобы поспорить.

Однажды молодой хиппи, наглотавшийся ЛСД, поднялся к Свами и, усевшись напротив, заявил: «Сейчас я выше вас. Я — Бог». Бхактиведанта Свами слегка склонил голову и сложил ладони: «Пожалуйста, примите мое почтение», — сказал он, а затем вежливо попросил "Бога" удалиться. Другие честно признавались, что сошли с ума или одержимы духами и просто хотят избавиться от душевных страданий.

Лон Соломон: Я искал духовные центры — такие места, знаете, куда можно пойти и тебя не выгонят (а не так, как в магазинах) и где ты можешь по-настоящему поговорить с людьми и попытаться понять высшую истину. Я приходил в магазинчик Свами, зная, что это — настоящий духовный центр. Там и в самом деле было что-то такое... Я сидел на наркотиках, и периодически меня посещала мысль: а ведь я, наверное, Бог или что-то вроде того (что, конечно, было весьма далеко от моего настоящего положения). На самом деле у меня были проблемы, и из-за сильнейших страданий я стал как ненормальный. И стоило мне почувствовать малейшее желание увидеть Свами, меня как ветром несло к нему. Я не считал необходимым посещать его лекции, но часто приходил просто так. Помнится, я там даже ночевал. Двери магазинчика для меня были открыты в любое время, и ночевать мне там всегда разрешали. Я хотел показать Свами, в каком плачевном состоянии нахожусь, чтобы он уж наверняка мне помог. Он предложил мне к нему присоединиться, и тогда он точно разрешил бы мои проблемы. Но я был к этому не готов.

Я был очень привязан к сексу и хотел знать, что Свами имеет в виду, когда говорит о незаконном сексе. Что он под этим понимает? Он сказал: «Это значит секс вне брака». Но меня такой ответ не удовлетворил, и я попросил объяснить подробнее. Он предложил мне для начала подумать над ответом, который он уже дал, а на следующий день прийти и обсудить этот вопрос более подробно.

На следующий день я явился с девушкой. Свами открыл дверь и сказал: «Я очень занят. У меня много работы, мне нужно переводить. Сейчас я не могу тебя принять». Это был первый (и единственный) раз, когда он не оказал мне радушного приема, не уделил внимания и не ответил на мои вопросы. Поэтому я сразу же ушел, вместе с подружкой. Он словно видел меня насквозь и безошибочно определил, что я пришел к нему, чтобы произвести впечатление на девушку. Он сразу это заметил. Такое общение было ему не нужно. Но всякий раз, когда я действительно приходил к нему с проблемами, он мне помогал.

Иногда приходили молодые люди, воображавшие себя знатоками «Бхагавад-гиты», и пытались проверить, насколько хорошо ее знает Свами.

— Вы прочли «Бхагавад-гиту», — говорил Бхактиведанта Свами. — И каков же ваш вывод? Если вы утверждаете, что знаете «Гиту», то должны знать, к какому заключению приходит Кришна.

Но большинству из них даже в голову не приходило, что «Гита», оказывается, подводит к какому-то заключению. А если даже и подводит, то с какой стати им строить на этом выводе всю свою жизнь? «Гита» — духовная книга; значит, следовать ей совсем не обязательно.

Один молодой человек спросил:
— А по какой книге будут лекции на следующей неделе? Вы будете читать «Тибетскую книгу мертвых»? — как будто Бхактиведанта Свами был преподавателем религиоведения в колледже.

— В «Бхагавад-гите» есть все, — ответил Бхактиведанта Свами, — каждый ее стих можно изучать три месяца.

Были и другие вопросы: «А как насчет Камю?».

— А в чем философия Камю? — спрашивал Бхактиведанта Свами.

— Он говорит, что все есть абсурд и что единственный философский вопрос — совершать или не совершать самоубийство.

— Это значит, что все — абсурд с его точки зрения. Материальный мир абсурден, но за его пределами существует духовный мир. Получается, что Камю не знает о существовании души. Душу нельзя убить.

Приверженцы разных мыслителей спрашивали у него: «А что вы думаете о Ницше? О Кафке? О Тимоти Лири? О Бобе Дилане?». Бхактиведанта Свами спрашивал, в чем суть их учений, и почитателю того или иного интеллектуального героя приходилось отвечать на этот вопрос, а потом защищать своего кумира.

«Это просто досужие домыслы», — говорил Бхактиведанта Свами. — «В материальном мире все — обусловленные души. Ваше знание несовершенно. Ваши чувства грубы. Что толку в вашем мнении? Мы должны получать знание из совершенного источника, от Кришны».

— Вы хотите сказать, что никто из великих не сознает Бога? — спросил кто-то из слушателей.

— Они сознают Бога настолько, насколько они искренни. Но если нам нужно совершенное знание о Боге, мы должны обратиться к шастре.

Желающих поспорить было немало, но пристальный взгляд Свами и его несокрушимая логика обычно заставляли спорщика задуматься и замолчать.

— А не является ли более совершенным духовное наследие Китая?

Порой ответом Бхактиведанты Свами было просто недовольное выражение лица.

— Вообще лично я следую веданте, — добавлял иногда вопрошающий.

— А вы знаете, что такое веданта? Вы знаете, как звучит первый афоризм «Веданта-сутры»? Знаете?

— Нет, я...

— Тогда как вы можете говорить о веданте? Ведаиш́ ча сарваир ахам эва ведйо. Кришна говорит, что именно Он — цель веданты. И если вы ведантист, тогда вы должны стать сознающим Кришну.

— А как насчет Будды?

— А вы следуете Будде?

— Нет.

— Вот именно что нет — вы просто болтаете. А почему не следуете? Следуйте Кришне, следуйте Христу, следуйте Будде. Но не нужно впустую молоть языком.

— Ваше учение похоже на христианство. Есть ли разница?

— Это то же самое: любовь к Богу. Но кто такой христианин? Кто следует Христу? Библия учит: «не убий», но убивать христиане умеют и делают это по всему миру. Вы знаете об этом? Насколько я знаю, христиане говорят, что Иисус умер за наши грехи, — так почему вы по-прежнему грешите?

И как Бхактиведанта Свами был далек от американских ценностей, так и посетители его были далеки от абсолютного знания. Кто бы ни приходил, Свами не тратил времени попусту, а сразу же переходил к философии, подкрепляя свои рассуждения логикой и здравым смыслом. Он неутомимо выступал против атеизма и имперсонализма. Он говорил веско, доказывая существование Бога и универсальность сознания Кришны. Он говорил много и решительно, днями и ночами, разбирая все возможные вопросы и учения.

Иногда приходилось и слушать. Он выслушивал суждения на самые разные темы, волновавшие американцев. Он узнал, что местная молодежь недовольна войной и состоянием американского общества. Один парень сказал ему, что не хочет жениться, потому что не может найти ни одной целомудренной девушки; лучше иметь дело с проститутками. Другой признался, что, когда мать была им беременна, она хотела сделать аборт, но в последний момент ее отговорила бабушка. Беседовал он и с гомосексуалистами. Однажды кто-то сказал ему, что в некоторых нью-йоркских кругах считается шиком есть плоть недоношенных младенцев. На всех этих встречах Бхактиведанта Свами говорил людям истину.

Разговаривая с марксистами, он объяснял, что, хотя Маркс считал все собственностью государства, на самом деле все принадлежит Богу. Только "духовный коммунизм", при котором в центре всего стоит Бог, приведет к успеху. Видения от ЛСД он называл обычными галлюцинациями и объяснял, как можно на самом деле увидеть Бога и каков Он.

После первой же встречи многие из этих посетителей уходили и больше не возвращались. Но некоторые из новых друзей остались. Они наблюдали, как Свами общается с гостями, и им начинали нравиться его аргументы, заботливое отношение к людям и преданность Кришне. Было видно, что он действительно знает, как помочь людям. Кто бы и с какой проблемой ни приходил к нему, всем он предлагал в качестве решения сознание Кришны, давая им ровно столько, сколько они могли принять. И некоторые начали относиться к словам Свами всерьез.

«Мы назовем наше общество ИСККОН — "Международное общество сознания Кришны"», — придумав эту аббревиатуру, Бхактиведанта Свами весело рассмеялся.

Он начал подготовку к юридической регистрации Общества еще весной, когда жил на Бауэри. Но даже до того, как оформить его официально, он уже говорил о «Международном обществе сознания Кришны», упоминал о нем в письмах в Индию и в интервью для «Вилледж войс». Один из новых друзей Бхактиведанты Свами предложил название, которое, по его мнению, для жителей Запада звучало бы более привычно, — «Международное общество сознания Бога», но Бхактиведанта Свами настоял: «Сознания Кришны». «Бог» — понятие расплывчатое, а «Кришна» — это было и точно, и научно. С духовной точки зрения «сознание Бога» звучало слабее и не указывало непосредственно на личность. А если жители Запада не знают, что Кришна — Бог, то Международное общество сознания Кришны расскажет им об этом, прославляя Его «в каждом городе и каждой деревне».

Выражение "сознание Кришны" Бхактиведанта Свами позаимствовал из «Падьявали», книги, которую в 16 веке написал Шрила Рупа Госвами. Именно так он перевел фразу кр̣шн̣а-бхакти-раса-бха̄вита̄ матих̣, «наслаждаться нектарным вкусом преданного служения Кришне».

Но регистрация ИСККОН как некоммерческой религиозной организации, свободной от уплаты налогов, требовала денег и услуг юриста. У Карла Йоргенса уже был небольшой опыт в учреждении религиозных, политических и благотворительных организаций, и когда он познакомился с Бхактиведантой Свами на Бауэри, то вызвался ему помочь. Он обратился к знакомому юристу по имени Стивен Голдсмит.

Стивен Голдсмит, молодой еврей, работал адвокатом, был женат и имел двоих детей. У него была своя контора на Парк-авеню. Мистер Голдсмит интересовался духовными движениями, и когда Карл рассказал ему о планах Свами, Стив сразу же загорелся этой идеей — зарегистрировать для индийского свами религиозное общество. Он пришел к Бхактиведанте Свами на Вторую авеню, 26, и обсудил с ним проблемы регистрации, освобождения от уплаты налогов, его иммиграционный статус и, кроме того, некоторые вопросы сознания Кришны. Мистер Голдсмит приходил к Бхактиведанте Свами еще несколько раз. Однажды он привел детей, и тем очень понравился приготовленный Свами «суп». Он начал посещать вечерние лекции, на которых зачастую был единственным слушателем, не принадлежащим к хиппи. Однажды вечером, подготовив все необходимые бумаги для завершения процедуры регистрации, мистер Голдсмит пришел на лекцию и киртан Бхактиведанты Свами, чтобы собрать подписи учредителей нового общества.

Мистер Голдсмит, в широких брюках и рубашке с галстуком, сидит на полу рядом с дверью и внимательно слушает, не обращая внимания на уличный шум. Бхактиведанта Свами только что закончил рассказывать о том, как ученые своими атеистическими толкованиями «Бхагавад-гиты» сбивают с толку простодушных людей. Теперь, в знак почтения к уважаемому юристу, а может быть, желая лучше донести до него сказанное, Бхактиведанта Свами объясняет, что имеется в виду.

Я приведу пример из жизни, показывающий, как можно поставить все с ног на голову. Вот председатель нашего Общества, господин Голдсмит... Он знает, что благодаря умению толковать законы опытный юрист может многого добиться. Когда я жил в Калькутте, правительство издало закон о налогообложении, но один опытный юрист так истолковал этот закон, что правительству пришлось полностью его пересматривать, — действиями этого юриста их планы потерпели крах. Итак, мы не хотим сорвать план Кришны, для осуществления которого была рассказана «Бхагавад-гита». Но некоторые самозванцы пытаются это сделать. Поэтому их действия незаконны.

Да, господин Голдсмит, вы можете задать вопрос.

Мистер Голдсмит встает и, к удивлению присутствующих, делает краткое объявление с просьбой подписаться под уставом нового религиозного движения, возглавляемого Свами.

Бхактиведанта Свами: Все на месте. Вы можете собрать адреса прямо сейчас.

Мистер Голдсмит: Да, я соберу их прямо сейчас.

Бхактиведанта Свами: Да, пожалуйста. Билл, дай свой адрес. И Рафаэль, ты тоже. И Дон... Рой... Мистер Грин.

На этом программа обрывается, и те, кого попросили подписаться в качестве учредителей, собираются в круг посреди маленького магазинчика, ожидая возможности бегло просмотреть страницы документа, который юрист достал из дипломата, и поставить подпись на указанном месте. Но пока что среди них нет ни одного, кто бы решил полностью посвятить себя сознанию Кришны.

Мистеру Голдсмиту нужно собрать необходимое количество подписей. Это горстка сторонников Свами, которые достаточно уважительно к нему относятся и хотят помочь. Первыми попечителями, которым предстоит занимать этот пост в течение года «до первого ежегодного собрания членов организации», стали Майкл Грант (который поставил подпись и дал свой адрес, даже не прочитав документ), его подруга Джейн, и Джеймс Грин. Никто из них не собирался на полном серьезе брать на себя какие-то обязательства, но помочь Свами, дав возможность обрести законное существование только что родившемуся обществу, они были рады.

Вторая группа попечителей, согласно закону, вступала в должность через год. Ими стали Пол Гардинер, Рой и Дон. Попечителями с начала третьего года существования общества предстояло быть Карлу Йоргенсу, Биллу Эпштейну и Рафаэлю.

Никто из них толком не понимал, что это за документ на пяти страницах, поняли только, что Свами учреждает какое-то общество.

Зачем?

А затем, чтобы освободиться от налогов, если кто-то дает большое пожертвование, и ради прочих привилегий, которыми может пользоваться зарегистрированная религиозная организация.

Но тогда все это едва ли казалось им нужным и даже достойным внимания. Кто будет жертвовать? У кого из прихожан есть деньги? Да ни у кого. За исключением, может быть, мистера Голдсмита.

Но Бхактиведанта Свами смотрит в будущее. Его планы гораздо шире, чем простое освобождение от налогов. Он пытается служить духовным предшественникам и исполнить древнее пророчество из священных писаний о том, что в разгар Кали-юги на Земле возникнет духовное движение, которое будет процветать в течение десяти тысяч лет. На фоне безумно долгой эпохи Кали (которая длится 432.000 лет) шестидесятые годы двадцатого столетия кажутся мгновением.

В Ведах говорится, что вселенское время движется циклично, проходя через четыре периода (юги), худший из которых — эпоха Кали, время, когда люди утрачивают свои духовные качества и в итоге человеческое общество превращается в стадо животных, лишенных представления о том, каким надо быть человеку. Но кроме того ведические писания предсказывают наступление «золотого века» духовной жизни, который начнется с приходом Господа Чайтаньи и продлится десять тысяч лет — словно небольшой водоворот, движущийся против течения Кали-юги. Заглядывая на тысячелетия вперед, но при этом стоя обеими ногами на земле Второй авеню, Бхактиведанта Свами основал Международное общество сознания Кришны. Пока что за все отвечает он один: платит за аренду, оформляет регистрацию, а самое главное — прокладывает путь для будущего всемирного сообщества преданных. Однако он не считал, что такое скромное начало как-то ограничивает размах его божественной миссии. Он знал, что все зависит от Кришны — и успех, и поражение. На все воля Всевышнего. А ему надо лишь пытаться.

Под номером один в уставе значилось «распространение духовного знания». «Проповедь» — это слово, которое Бхактиведанта Свами употреблял чаще всего. Для него оно значило гораздо больше, нежели просто чтение лекций. Под проповедью он понимал славную и бескорыстную готовность пойти на любой риск ради Верховного Господа. Господь Чайтанья проповедовал, путешествуя по всей Южной Индии, вдохновляя тысячи и тысячи людей восторженно петь и танцевать вместе с Ним. Господь Кришна проповедовал «Бхагавад-гиту», стоя с Арджуной на колеснице на поле сражения, Курукшетре. Господь Будда проповедовал, Иисус Христос проповедовал — все чистые преданные проповедуют.

Своей проповедью ИСККОН должен был добиться того, что пока не удалось ни Лиге Наций, ни ООН, — «подлинного единства и мира во всем мире». Труженикам ИСККОН предстояло принести в человеческое общество, глубоко пораженное материализмом и раздорами, мир и спокойствие. Им надлежало «систематически распространять духовное знание» — научное знание о Боге, не ограниченное узкими сектантскими представлениями. Это не было рождением новой религии: в июле 1966 года Бхактиведанта Свами пересадил на западную почву росток движения санкиртаны, вечной проповеди о Боге.

Члены Общества должны сплотиться и, слушая «Бхагавад-гиту» и «Шримад-Бхагаватам» и повторяя мантру Харе Кришна, понять, что каждое живое существо — душа, вечно связанная с Кришной, Верховной Личностью Бога. Тогда они смогут донести это знание до «всего человечества» — главным образом через санкиртану, пение святого имени Бога.

Еще ИСККОН должен был «построить город в одном из святых мест, где проходили духовные игры Кришны». Разве эта цель не выходит за пределы магазинчика? Бхактиведанта Свами никогда не мыслил узко, он «как будто знал, что у него будут храмы, заполненные преданными».

Он хотел, чтобы ИСККОН учил людей «простому, более естественному образу жизни». Бхактиведанта Свами помнил об индийских деревнях, где люди по сей день живут так, как когда-то жил Сам Кришна. Такая жизнь наиболее благоприятствует развитию духовного сознания.

Достигнуть первых шести целей можно было за счет седьмой: ИСККОН должен издавать и распространять литературу. Таково было особое наставление, полученное Бхактиведантой Свами от Шрилы Бхактисиддханты Сарасвати. Однажды, в 1935 году, во Вриндаване, на Радха-кунде, Бхактисиддханта Сарасвати сам сказал ему: «Если когда-нибудь у тебя будут деньги, печатай книги».

Разумеется, никто из первых последователей Свами, подписавших свидетельство о регистрации ИСККОН, не представлял себе, каким образом воплотится мечта Свами, но тем не менее эти семь пунктов не были просто религиозной риторикой, призванной убедить нескольких правительственных чиновников штата Нью-Йорк. Бхактиведанта Свами действительно намеревался воплотить в жизнь каждый из пунктов этой программы.

Сейчас, конечно, условия работы оставляли желать лучшего. «Главное место богослужения, расположенное по адресу Вторая авеню, 26, в городе, округе и штате Нью-Йорк», на тот момент было единственным центром Международного общества сознания Кришны. Но всем, кто с ним общался, Бхактиведанта Свами давал понять, что живет не на Второй авеню и не в Нью-Йорке. У него было духовное видение. Его Гуру Махараджа в свое время не побоялся покинуть святые места, чтобы проповедовать в Калькутте, Бомбее и Дели. Но при этом, как говорил Бхактиведанта Свами, он не был жителем ни одного из этих городов: совершенно поглощенный преданным служением, он всегда пребывал на Вайкунтхе, в духовном мире.

Так же и «место богослужения в доме №26 по Второй авеню» уже не было одним из нью-йоркских магазинчиков, бывшей антикварной лавкой. И магазинчик, и квартира теперь одухотворились и превратились в духовную обитель. «Все человечество» могло прийти сюда, чтобы, независимо от расы или религиозных убеждений, найти здесь прибежище. Каким бы простым, тесным и бедным ни был этот магазинчик, Бхактиведанта Свами считал его «святым местом, где проходят трансцендентные игры Кришны». Это была штаб-квартира, издательство, место паломничества и центр, из которого армии преданных выйдут на улицы, чтобы петь святые имена Бога по всему миру. Вся вселенная могла получить сознание Кришны от ИСККОН, который зарождался здесь, в этом месте.

Кейт был серьезным последователем Бхактиведанты Свами. После недельного посещения лекций на Второй авеню Кейт оставил свою квартиру на Мотт-стрит и переехал туда. Он носил все те же потрепанные джинсовые шорты и футболку, но теперь он помогал Свами готовить и ходил для него за покупками. В Индии Кейт научился уважительно относиться к святым людям и немного понимал принципы ученичества. Он все больше посвящал себя Свами, а друзья с любопытством за ним наблюдали.

Кейт: Я увидел, как он готовит, и спросил, могу ли я чем-то помочь. Он откликнулся на мое предложение с большой радостью. Сначала мы пару раз вместе сходили в магазин, но потом я эту обязанность практически полностью взял на себя. Он научил меня делать чапати, не пользуясь скалкой, — просто расплющивая тесто пальцами. Мы каждый день пекли чапати, готовили рис, дал и карри.

Кейт стал верным слугой и поваром в доме Бхактиведанты Свами. А среди его друзей с Мотт-стрит только и разговоров было что о взаимоотношениях со Свами. Всем казалось, что эти взаимоотношения вполне серьезны. Ребята знали, что Свамиджи — гуру, и, услышав, что ежедневно в шесть утра в своей квартире он собирается читать лекции, загорелись желанием их посещать.

Кейт: Я часто ходил вдоль Бауэри и искал для него цветы. Если цветов не находилось, я срывал какую-нибудь соломинку или пучок травы. Мне нравилось ходить туда по утрам.

Говард: Обычно я шел к Свами быстрым шагом, повторяя «Харе Кришна» и чувствуя себя хорошо как никогда. Нижний Ист-Сайд, словно в сказке, не выглядел в моих глазах мрачным и серым. Тротуары и здания как будто сверкали. А небо рано утром, когда еще не было смога, казалось красноватым и золотистым.

Чак: Я приносил с собой виноград. Все это было так ново и необычно! Раньше я всегда прогуливался по направлению к Макдугалл-стрит, в сторону богемного, эстетического Нью-Йорка, а сейчас я шел к Нижнему Ист-Сайду, деловой части города, где не было ни хиппи, ни художников, ни музыкантов — одни лишь строгие здания. Там, помимо праздничной атмосферы, было что-то такое, что неудержимо влекло к себе мои чувства и сердце.

Говард: Я пел всю дорогу, вплоть до самого подъезда, а затем нажимал на кнопку звонка с надписью «А.Ч. Бхактиведанта Свами». С жужжанием открывался электрический дверной замок, и через коридор я выходил в небольшой дворик, откуда тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить соседей, поднимался на второй этаж, в его маленькую квартирку.

Чак: Я входил в подъезд. Там на табличках над почтовыми ящиками были написаны имена. Я сразу находил имя «А.Ч. Бхактиведанта Свами», написанное на клочке бумаги, вложенном в одну из рамочек. Я звонил и ждал. Через несколько секунд дверь издавала громкое жужжание, замок открывался и я входил. Миновав маленький садик, я поднимался по лестнице внутреннего корпуса.

Почти два месяца Бхактиведанта Свами читал лекции в этой комнате, служившей и рабочим кабинетом, и приемной для гостей. Для Кейта это были не просто лекции по философии — он испытывал на них сладостные мистические переживания.

Кейт: Звук его голоса, восходящее солнце... мы несколько минут пели, тихо хлопая в ладоши, а затем Свамиджи читал лекцию. Больше всего меня поражал его голос, особенно когда он повторял стих на санскрите. Когда я слушал его вживую, как он говорит... для меня это было музыкой.

Чтобы не беспокоить соседей, Бхактиведанта Свами просил ребят «петь потише» и в ладоши хлопать так, чтобы руки едва-едва касались друг друга. Он пел молитвы духовному учителю: сам̇са̄ра-да̄ва̄нала-лӣд̣ха-лока-. «Духовный учитель получает благословение из океана милости. Подобно тому как облако, проливающее дождь, гасит лесной пожар, духовный учитель гасит пылающий огонь материального существования». Он пел, закрыв глаза, освещенный неярким утренним светом. Посетители — Кейт, Говард, Чак, Стив, Уолли — сидели как завороженные. Свами никогда так не ценили, как сейчас.

Чак: Свами сидел в своей комнате. По утрам он не казался таким сияющими, как вечером. Напротив, он находился как будто где-то далеко отсюда. Казалось, он мог вечно так сидеть, неподвижный, как камень. Его глаза превращались в узкие блестящие щелочки. Он доставал свои тарелочки и легонько, о самую кромку, начинал отбивать ритм — раз, два, три-и-и, — а затем глубоким голосом запевал. Его пение было почти атональным. Мелодия звучала монотонно и не выражала ни радости, ни грусти — вечная песня, в которой нет сюжета. Мы старались подпевать, как могли, но Свамиджи несколько раз останавливался и просил: «Тише». Минут через 30 киртан заканчивался. Тогда он открывал глаза и говорил: «Мы должны петь тише — соседи жалуются».

Закончив петь, Свами давал одному из ребят томик «Бхагавад-гиты» под редакцией доктора Радхакришнана и просил читать из нее вслух. Он поправлял ошибки в произношении санскрита и давал объяснение стихам. Поскольку людей было немного, времени вполне хватало на то, чтобы все могли принять участие в обсуждении философии. Порой лекция продолжалась часа полтора и охватывала три-четыре стиха.

Уолли: Я слышал, как мои друзья говорили: «Я делаю это для Свами». Поэтому однажды я тоже подошел к нему и спросил: «Что я могу для вас сделать?». Он попросил меня конспектировать его лекции.

Молодые люди были уверены, что их служение Свамиджи находится на духовном уровне, что это настоящее преданное служение. Они не сомневались, что, служа представителю Кришны, они служат Самому Кришне.

Как-то утром Бхактиведанта Свами сказал Говарду, что ему нужна помощь в распространении сознания Кришны. Говард ответил, что мог бы перепечатывать на машинке его рукописные переводы «Шримад-Бхагаватам».

Говард: Первый стих начинался со слов: «О-царь». Естественно, у меня возник вопрос, было ли «О» именем царя, а слово «царь» — приложением. Через некоторое время до меня дошло, что подразумевалось «О царь!». Но я ничего не исправлял, не получив его разрешения.

— Да, — говорил он. — Исправь.

Я показывал ему некоторые исправления и предлагал внести их в текст, если он не возражает. Я сообщил ему, что получил степень магистра английского языка и в прошлом году даже преподавал в Университете Огайо.

— О, да, — сказал Свамиджи. — Исправляй. Сделай так, чтобы все было правильно.

Он давал им почувствовать, что значит преданное служение. «Сначала преданный может быть несовершенен», — говорил он, — «но если он занят служением... Стоит ему начать, он сразу же получает возможность очиститься. Где бы вы ни были — в материальном или в духовном мире, — вы всегда служите. Но служение материального мира не может удовлетворить душу. Это под силу только бхакти, чистому служению, — служению, посвященному Кришне. А лучшее служение Кришне — служение Его представителю».

Ребята быстро это усвоили. Это было не трудно, гораздо легче, чем медитировать: ведь служение — это активная деятельность. Ты действуешь, но действуешь для Кришны. Они помнили, как отнесся Свамиджи к бродяге с Бауэри, который принес в подарок туалетную бумагу. «Вот видите», — сказал тогда Свамиджи. — «Человек на ногах не стоит, но думает: "Дай-ка послужу". Но служение должно быть добровольным, от чистого сердца, без принуждения».

Уолли: Однажды Свамиджи спросил:
— Слушай, как ты думаешь, ты бы мог выйти на улицу с вайшнавским тилаком?

Я ответил:
— Ну, я бы чувствовал себя немного глупо, но если хотите, то я выйду.

Тогда Свамиджи сказал:
— Нет. Я не хочу тебя ни к чему принуждать.

Стив: Однажды, когда я в очередной раз принес ему манго, он сидел у себя в комнате в окружении преданных. Я отдал ему манго и сел. Он сказал: «Очень хороший мальчик». Он сказал это, словно я был малышом, и все засмеялись. И я почувствовал себя не в своей тарелке. Но Свамиджи остановил их, сказав: «Нет. Это настоящая любовь. Это сознание Кришны». После этого уже никто не смеялся.

Когда Говард впервые вызвался помочь с редактированием, все утро он провел за работой в комнате Свамиджи.

— Если вам еще что-нибудь нужно напечатать, скажите, — предложил Говард. — Я мог бы взять работу на дом, на Мотт-стрит.

— Еще? Да у меня куча работы.

Бхактиведанта Свами открыл шкаф и достал две огромные пачки рукописей, завернутые в шафрановую ткань. Там были тысячи страниц, напечатанных в один интервал, — перевод «Шримад-Бхагаватам». Ошеломленный, Говард не мог поверить глазам:
— Здесь же работы на целую жизнь!

Бхактиведанта Свами улыбнулся:
— О, да. На много жизней.

Из-за присутствия Свами, из-за его лекций и киртанов все стали называть магазинчик «храмом». Но это по-прежнему было пустое и убогое торговое помещение. Идея как-то украсить его пришла в голову ребятам с Мотт-стрит.

Говард, Кейт и Уолли решили сделать Свами сюрприз, когда тот спустится в храм на вечерний киртан. Уолли снял шторы, висевшие в их квартире, и отнес их в прачечную-автомат (где вода, в которой их стирали, стала темно-коричневой от грязи), а потом покрасил их в пурпурный цвет. Квартиру на Мотт-стрит украшали плакаты, рисунки и большие декоративные шелковые панно, которые Говард и Кейт привезли из Индии. Ребята собрали все свои картины, гобелены, подставки для благовоний и другие экзотические вещи, принесли их вместе с пурпурными занавесками в магазинчик и приступили к украшению «храма».

Они соорудили деревянный помост, чтобы Свами было где сидеть, и обили его старой бархатной скатертью. За помостом, на задней стене, между окнами, выходящими во двор, повесили пурпурные шторы, а по бокам — пару оранжевых. Поверх одной из них, прямо над сиденьем Свамиджи, укрепили большую картину в овальной раме, изображавшую Радху и Кришну, которую написал Джеймс Грин. Написать картину ему поручил Бхактиведанта Свами, дав в качестве образца суперобложку от «Шримад-Бхагаватам» с довольно грубым индийским рисунком. Фигуры Радхи и Кришны были нарисованы несколько схематично, однако знатоки искусства из Нижнего Ист-Сайда, часто заходившие в магазинчик, считали работу Джеймса выдающимся творением.

Кейт и Говард были не вполне уверены, одобрит ли Свами картины и репродукции, которые они привезли из Индии, и потому повесили их у входа, подальше от того места, где будет сидеть Свами. Одна из репродукций, очень популярная в Индии, изображала Ханумана, летящего по небу и несущего гору для Господа Рамачандры. Молодые люди понятия не имели, кто такой Хануман. По форме его верхней губы они определили, что это кот. Другая репродукция изображала человека с шестью руками. В двух зеленых руках он держал лук и стрелу; вторая пара рук — синеватых — держала флейту, а третья пара рук, золотистых, — посох и сосуд.

К вечеру все было готово: они обили тканью возвышение, повесили шторы, прикрепили декоративные шелковые панно, развесили картины и репродукции и теперь украшали помост цветами и подсвечниками. Кто-то принес подушку, на которой Свами будет сидеть, и обитую выцветшей тканью спинку от мягкого кресла.

В дополнение к вещам, привезенным с Мотт-стрит, Роберт Нельсон решил пожертвовать ковер бельгийского производства в восточном стиле, когда-то принадлежавший его дедушке. Он поехал в свой загородный гараж и привез ковер на метро на Вторую авеню, 26. Даже Рафаэль и Дон приняли участие в украшении зала.

Все делалось в секрете, и ребятам не терпелось увидеть реакцию Свами. В тот вечер, когда Свами вошел в помещение, чтобы начать киртан, он увидел только что украшенный храм (там даже курились благовония) и удовлетворенно поднял брови.

— Вы делаете успехи, — сказал он, оглядывая комнату и широко улыбаясь.

— Да, — добавил он. — Это и есть сознание Кришны.

Его неожиданная радость была для них настоящей наградой за проявленное усердие. Он взошел на помост — все затаили дыхание, боясь, что он рухнет, — и сел, разглядывая преданных и убранство храма.

Он был доволен ими. Однако сейчас его лицо приняло необычайно серьезное выражение, и, хотя они знали наверняка, что перед ними был все тот же Свамиджи, смех застрял у них в горле, а в счастливых глазах вдруг появилось смутное беспокойство. Они увидели серьезное лицо Свамиджи, и их недавняя радость сразу же показалась им ребяческой. Как облако мрачной тенью внезапно набегает на солнце, так и Свами из веселого неожиданно стал серьезным, и, увидев это, они тут же решили стать такими же спокойными и серьезными. Он взял караталы и опять улыбнулся широкой одобрительной улыбкой, отчего на душе у них снова стало светло.

Храм оставался все тем же тускло освещенным маленьким магазинчиком, с неровным, потрескавшимся полом, под которым жили полчища тараканов. Но поскольку большинство предметов, украшавших помещение, были привезены из Индии, все вокруг стало казаться подлинным, особенно когда на возвышении сидел Свамиджи. Теперь всякий, кто входил сюда, сразу же попадал в атмосферу индийского храма.

Майкл Грант: Придя туда однажды вечером, я вдруг увидел на полу ковры, а на стенах — плакаты и картины. Все как-то неожиданно расцвело, а в магазинчике было много народу. Меня поразило, как за считаные дни люди могли нанести туда столько замечательных вещей. Именно тогда, тем вечером, когда я увидел, как удивительно было все украшено, я перестал сомневаться в том, что у него все получится. Я подумал: да, вот оно — начало.

Бхактиведанта Свами оглядел группу своих последователей. Он был тронут тем, что они предложили ему почетное место и решили украсить магазинчик Кришны. До этого ему не раз приходилось видеть, как преданные делали что-либо для Кришны. Но здесь он этого еще не видел. В Нью-Йорке всходили семена бхакти, и как садовник, ухаживающий за нежными всходами, он, естественно, был тронут милостью Кришны. Глядя на развешанные по стенам картины и плакаты, он сказал: «Завтра я посмотрю их и скажу, какие годятся, а какие нет».

На следующий день Бхактиведанта Свами пришел посмотреть на развешанные в храме произведения искусства. На одной акварели в рамке был изображен мужчина, играющий на барабане, и танцующая девушка.

— Это пойдет, — одобрил Свамиджи.

Но следующая картина, на которой была нарисована женщина, показалась ему более мирской, и он сказал:
— Нет, это не годится.

Свами перешел к другой стене. Говард, Кейт и Уолли с беспокойством следили за ним. Подойдя к картине с шестируким человеком, он сказал:
— О, это замечательно!

— Кто это? — спросил Уолли.

— Это Господь Чайтанья — ответил Свами

— А почему у него шесть рук?

— Потому что Он показал, что является воплощением одновременно и Рамы, и Кришны. Это руки Рамы, а это руки Кришны.

— А еще две руки? — спросил Кейт.

— Это руки санньяси.

Он перешел к следующей картине:
— Это тоже очень хорошо.

— А кто это? — спросил Говард.

— Это Хануман.

— Он кот?

— Нет, — ответил Свамиджи. — Он обезьяна.

Ханумана, как доблестного и верного слугу Господа Рамачандры, прославляют в священном писании «Рамаяна». Миллионы индийцев поклоняются воплощению Господа, Раме, и Его слуге Хануману, чьи подвиги являются темой бесчисленных театральных постановок, фильмов, картин и храмовых мистерий. Спросив, кто такой Хануман, парни с Мотт-стрит обнаружили такое же невежество, как и пожилые дамы из пригорода, которые в ответ на вопрос Бхактиведанты Свами, видел ли кто-нибудь из них изображение Кришны, уставились на него в полном недоумении. Мистики из Нижнего Ист-Сайда не могли отличить Ханумана от кота и привезли из Индии — своей, опиумной Индии — изображение Господа Чайтаньи Махапрабху, даже не догадываясь, кто Он такой. И тем не менее между этими молодыми людьми и дамами, посещавшими его лекии на Семьдесят второй улице, было одно существенное различие: хиппи из Нижнего Ист-Сайда служили Свамиджи и пели с ним мантру Харе Кришна. Они были по горло сыты материальной жизнью и не страдали болезнью мелких собственников, которые ничего не станут делать задаром. Их сердца открылись Свамиджи, обещавшему расширить их сознание и превратить его в сознание Кришны. Они ощущали, что личное общение с ним возвышает и облагораживает их. Подобно бродяге с Бауэри, который во время лекции Бхактиведанты Свами пожертвовал туалетную бумагу, ребята из Нижнего Ист-Сайда тоже были не вполне нормальными, но Бхактиведанта Свами видел, что ими руководит Кришна, находящийся в их сердцах. Бхактиведанта Свами знал, что пение мантры и его лекции о Кришне обязательно изменят их к лучшему.

Наступил август 1966 года. На здоровье Бхактиведанта Свами не жаловался. Для него это были счастливые дни. Ньюйоркцы сетовали на жару, но Бхактиведанта Свами, привыкший к сорокаградусной жаре Вриндавана, в такую погоду чувствовал себя превосходно. «Как в Индии», — говорил Свамиджи. Он ходил без рубашки, выглядел бодрым и чувствовал себя как дома. Когда-то он думал, что в Америке ему придется сидеть на одной вареной картошке (потому что там не будет ничего, кроме мяса), но здесь он с удовольствием ел тот же рис, дал и чапати, готовил в своей трехъярусной пароварке, которой пользовался в Индии, и был счастлив. Да и работа над «Шримад-Бхагаватам», с тех пор как Бхактиведанта Свами поселился в квартире на Второй авеню, шла без помех. А теперь Кришна послал ему этих искренних молодых людей, которые готовили, печатали на машинке, каждый день слушали его лекции, пели вместе с ним мантру «Харе Кришна» и все время спрашивали, не нужно ли сделать что-нибудь еще.

Бхактиведанта Свами, как и прежде, был проповедником-одиночкой, который мог остаться, а мог и уйти. Он писал свои книги, ощущая сокровенную близость с Кришной, и совершенно не зависел от молодых людей, которые собирались у него в магазинчике. Но теперь у него появилось духовное дитя — Международное общество сознания Кришны. Ищущие молодые люди (некоторые из них уже больше месяца ежедневно повторяли мантру) в духовном отношении были похожи на младенцев, еще нетвердо стоящих на ногах, и он чувствовал, что обязан вести их за собой. Они уже считали его своим духовным учителем и доверили ему руководить ими в духовной жизни. И пусть они не могли еще следовать многочисленным правилам и предписаниям, которых придерживаются брахманы и вайшнавы в Индии, начало было обнадеживающим. Как учил Рупа Госвами, главное заключается в том, чтобы «так или иначе» помнить о Кришне. Люди должны повторять мантру Харе Кришна и заниматься преданным служением. Все, что у них есть, они должны использовать для служения Кришне. И Бхактиведанта Свами в своей деятельности руководствовался этим основополагающим принципом сознания Кришны как никто другой до него за всю историю вайшнавизма.

Хотя Свами и привлекал молодых людей к приготовлению пищи и печатанию на машинке, сам он при этом не стал работать меньше. Наоборот, на каждого, кто предлагал ему свои услуги и помощь, приходилась сотня таких, которые хотели не служить, а спорить. В разговорах с ними, подчас крича и размахивая кулаками, Бхактиведанта Свами защищал Кришну от философии майявады. Этим он также служил Шриле Бхактисиддханхе Сарасвати Тхакуру. Он приехал в Америку не для того, чтобы доживать свой век в тишине и покое. И было ясно, что с каждым днем у него будет все больше работы, все больше сторонников и все больше противников...

Сколько он сможет сделать, зависело от Кришны. «Я уже немолод», — говорил он, — «и могу в любой момент уйти». Но если бы он "ушел" сейчас, можно было не сомневаться, что вместе с ним ушло бы и сознание Кришны, потому что Общество сознания Кришны пока держалось на нем одном. Это он вел киртаны, в самозабвении раскачиваясь из стороны в сторону, шел по двору в храм и из храма обратно домой или же с улыбкой часами обсуждал философию — он был единственным творцом и хранителем пока еще крошечного оазиса сознания Кришны в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде.